– Я должна идти, Джерри.

Джеральд отпустил ее и открыл дверь.

– Хорошо… тогда пошли.

Шейле хотелось спать, она знала, что завтра предстоит тяжелый день, но не могла уйти, хоть чем-то не выразив благодарности Джерри. Все-таки он произнес самые дорогие для нее слова. Я тебя хочу. Такого, кроме него, ей никто не говорил. Я тебя люблю. Вот это она слышала часто. Слишком часто… Но что это такое? Любовь? Ничего. А вот «я тебя хочу» – совсем другое дело.

Она скинула плащ, он упал на пол.

– Что-то мне расхотелось идти, Джерри. – Она захлопнула дверь и, улыбаясь, протянула к нему руки.

Потом, по дороге в «Плаза-Бич», ей вспомнились слова, которые любил повторять отец: «Что посеешь, то и пожнешь».

Возможно, на этом принципе и следовало строить жизнь.

Ресторан «Золотой петух» находился в десяти милях от города и по праву считался одним из лучших на этом участке Тихоокеанского побережья.

По воскресеньям посетителей в ресторане хватало, но Паттерсона это не беспокоило. Люди его круга в «Золотой петух» не хаживали. И он знал, что ничем не рискует, приглашая туда своих подружек. Он постоянно помнил о том, что любая сплетня может подпортить его банковскую карьеру.

Шейла позвонила ему в пятницу, перед самым концом работы. И сказала, что может встретиться с ним в воскресенье, в шесть часов вечера.

От ее спокойного голоса Паттерсона вновь обдало жаром. Они договорились встретиться в вестибюле отеля «Великолепный». Прийти за Шейлой в «Плаза-Бич» Паттерсон не решился бы никогда в жизни.

Она уже ждала его, когда Паттерсон появился в вестибюле. В том же белом платье, с чуть подкрашенными губами, такая же отстраненная, не подпускающая к себе.

Машин в воскресный вечер было много, поэтому по пути в ресторан они практически не разговаривали. Разве перекинулись парой фраз о жаркой погоде, ее впечатлениях от отеля «Плаза-Бич», самочувствии миссис Морели-Джонсон.

Паттерсон заранее заказал в «Золотом петухе» угловой столик. В баре столпился народ, и он предложил выпить по коктейлю прямо за столиком. Хотя часы показывали лишь начало восьмого, несколько пар уже танцевали. Оркестр из четырех человек негромко играл медленный блюз.

Около них суетился метрдотель. Официант принес два бокала с крюшоном. Паттерсон усадил Шейлу, сел сам и сказал метрдотелю, что сделает заказ чуть позже.

Шейла пригубила бокал, огляделась.

– Тут очень хорошо… И чудесный оркестр.

Оркестр никоим образом не интересовал Паттерсона. Он пожирал Шейлу голодными глазами.

– Как идут дела? Вы всем довольны?

Шейла кивнула:

– Да, благодарю вас, миссис Морели-Джонсон такая милая. И я ей, похоже, понравилась.

– Да… забавная старушка. Но у нее случаются приступы дурного настроения. С этим надо быть начеку… от нее можно ждать любого фортеля.

Шейла пила крюшон, избегая взгляда Паттерсона.

– Такое свойственно большинству людей. – Наконец она подняла голову, посмотрела на Паттерсона. – Разумеется, пока я прожила у нее лишь несколько дней.

– Да, да. – Паттерсон тепло улыбнулся. – Но я могу предостеречь вас, поскольку признаки ее дурного настроения мне известны. Она начинает теребить браслеты и что-то напевать себе под нос. Если вы это заметили, удвойте бдительность. Выполняйте любое ее желание. Понимаете? Ни в чем ей не перечьте… просто делайте то, о чем она просит. Я говорю вам об этом лишь потому, что мои советы помогут вам освоиться у миссис Морели-Джонсон.

Шейла кивнула, провела пальцем по запотевшему бокалу.

– Благодарю вас.

Паттерсон откинулся на спинку кресла, довольный, уверенный в себе.

– Я знаком с ней уже четыре года, и мне всегда удавалось держать ее в руках… даже когда она бывала мрачнее тучи.

Шейла отпила от бокала.

– Но она же влюблена в вас.

Паттерсон изумленно вытаращился на нее, затем понял, что она не спрашивает, а лишь констатирует, и улыбнулся, пробежав рукой по безупречно уложенным волосам.

– Не влюблена, конечно, но что-то в этом роде, – согласился он. – Будь она лет на двадцать моложе, мне пришлось бы соблюдать предельную осторожность. – И рассмеялся.

Затянувшуюся паузу прервала Шейла:

– Женщины, разумеется, находят вас неотразимым.

Паттерсон вновь откинулся на спинку кресла. Фраза эта наверняка имела какой-то скрытый смысл. Он знал, что женщин влечет к нему, но из всех его знакомых лишь Шейла прямо сказала ему об этом. Он допил крюшон, скорчил гримаску.

– Возможно, большинство женщин… но не вы.

Шейла смотрела на танцоров.

– Почему вы так решили?

Пальцы Паттерсона сжали вилку, повернули, подняли со стола, положили обратно. Ответить он постарался ровным голосом, не выдавая обуревающих его чувств.

– Я чувствую, что между нами какой-то барьер… Вы безразличны ко мне.

Шейла ответила долгим взглядом, отодвинула кресло, встала:

– Потанцуем?

Свободного места на танцплощадке было маловато, они тесно прижимались друг к другу, и Паттерсон мог поклясться, что никогда еще не получал такого наслаждения от танца. В какой-то момент Шейла коснулась кончиками пальцев его шеи, и этого хватило, чтобы у Паттерсона учащенно забилось сердце, а кровь ударила в голову.

Едва они вернулись к столику, подошел и метрдотель.

Не советуясь с Шейлой, Паттерсон заказал королевские устрицы и грудку цыпленка в сметанном соусе с рисом и трюфелями.

– И я думаю, Pouilly-Fume1, Жан… если вы не можете предложить что-то получше.

– Полностью согласен с вашим выбором, мистер Паттерсон. – Метрдотель поклонился и отошел от стола.

– Вы, я вижу, знаток французской кухни, – заметила Шейла.

Паттерсон сиял как медный таз. Похвалу он впитывал словно песок воду.

– Ну, в общем-то… – Он неопределенно взмахнул рукой. – Вы изумительно танцуете. Это не комплимент, но факт.

– Вы тоже.

Вновь над столиком повисло молчание. На этот раз его прервал Паттерсон:

– Но вы должны признать, что нас разделяет барьер.

Шейла покачала головой:

– Крис… не ждите от меня слишком многого за столь короткий срок. – Она накрыла его руку своей. – Мы же не собираемся умирать завтра. У меня такое ощущение, что вы все привыкли получать сразу. Я же отношусь к тем, кто не спешит с решениями. Должна подумать, оглядеться, все взвесить. Попытайтесь понять меня.

Пылая от страсти, Паттерсон схватил ее руку.

– Но мы можем умереть завтра. Откуда нам знать, что написано у нас на роду. По мне, ничего нельзя откладывать на потом. Через несколько часов мы поедем в город, и в нас может врезаться грузовик. А вы говорите, мы не собираемся умирать завтра. Да мы можем оказаться на том свете уже сегодня. Неужели вы не чувствуете, что мы все живем на занятое у судьбы время? И я уверен, что мы должны брать от жизни как можно больше и незамедлительно, используя любую возможность, потому что второго случая может и не представиться.