Тут Семенов и Лебедев быстро проникнулся уважением к истории и крикнул, обращаясь к лучшим умам человечества:

– Я просто хотел сказать вам, лучшие умы человечества, что все вы ду-рачь-е!

– Аллилуйя! – прозвучал вдруг ликующий голос из-под какого-то дальнего кресла, и над залом на газовых своих крыльях взмыла моложавая Хоменко.

Все тотчас же посмотрели на нее, как на блаженную, а она громко сказала в свое оправдание:

– Вот она, Франция! Опять моя!

И предъявила присутствовавшим потерянный было шар.

Забегание вперед тоже хороший прием. Он ставит читателя в тупик, сроки пребывания в котором, разумеется, зависят от автора. Иногда авторы предпочитают, чтобы читатели находились в тупике постоянно. Но это уже садизм, а садизма мы давайте не любить. Пусть глумление над читателем все же имеет границы. Помучить его страницах на десяти-двадцати, конечно, не преступление, но потом уже полагается перестать – хватит и того, что в скором времени так и так предстоят ему новые мучения, вот только о том, когда они начнутся, он, разумеется, пока ничего не знает. И не узнает. Ибо мучения призваны заставать читателя врасплох – причем настолько врасплох, чтобы он от них столбенел. Наша цель ведь какова, если вспомнить? Наша цель – заморочить читателя, а это значит, что каждая очередная ситуация должна вырастать неизвестно откуда! Для этого автор и забегает вперед: читателю ведь неведомо, что там, впереди…

Стало быть, заглянем вперед и увидим в отдалении весьма и весьма печальную ситуацию.

В этой печальной ситуации находится Деткин-Вклеткин. Очутиться в одних трусах посередине Северного Ледовитого океана, сами понимаете, не слишком-то весело: особенно если ползаешь по льду на голом брюхе. Впрочем, непосильные физические нагрузки, как все мы прекрасно знаем, помогают живому организму выстоять в экстремальных условиях. Неудивительно, что Деткин-Вклеткин выглядит довольно-таки бодро! Правда, ему трудновато выдерживать положенную траекторию, поскольку дует сильный ветер… Данный сильный ветер постоянно сдувает выложенные по снегу спички и носит их над бескрайним Северным Ледовитым океаном. От чего линия из спичек, которая в принципе должна быть непрерывной, то и дело прерывается…

Деткин-Вклеткин страдал. Несовершенство линии терзало его аккуратную душу. Приходилось то и дело возвращаться назад и воспроизводить утраченные фрагменты Окружности заново. Правда, руки уже отказывались служить Деткин-Вклеткину. И ноги отказывались, и некоторые из внутренних органов – тоже, хоть последние и не принимали непосредственного участия в построении Абсолютно Правильной Окружности из спичек. Утраченные фрагменты, конечно, кое-как восстанавливались… с колоссальным трудом и, скорее всего, не вполне правильно: во всяком случае, они не монтировались в уже проложенную траекторию – волей-неволей Деткин-Вклеткин постоянно менял ее и поэтому очень давно уже не был уверен в том, что движется в нужном направлении. Однако проверить себя он не мог, поскольку сильно удалился от исходной точки на окраине материка и потерял ее из виду много месяцев тому назад.

– Деткин-Вклеткин, – не унималась какая-то странная штука на его груди, – определите свое местоположение в пространстве, Вы вышли из-под нашего контроля!

Но Деткин-Вклеткину не хотелось ни с кем разговаривать – тем более с этою штукою. К тому же, у него замерзли губы. И он носился по ледяной пустыне молча – не будучи в силах справиться с разгулявшимися стихиями. Хуже всего было то, что Деткин-Вклеткин отнюдь не был уверен и в целостности линии на давно пройденных и неоднократно реконструировавшихся участков пути: может быть, все его спички опять разлетелись и труды Деткин-Вклеткина вообще пошли насмарку. Однако ничто не могло заставить его вернуться к началу – сердце звало вперед, и там, впереди, слышал он архангельские трубы. О том, что это за трубы, автору придется (если, конечно, придется) сообщить не сейчас, а чуть позднее: из все той же писательской подлости, свойственной каждому, кто занят подобным трудом.

Стало быть, не будем торопить события – тем более что прокладывать линию из спичек по Северному Ледовитому океану есть дело многих лет, так что… может быть, когда миссия Деткин-Вклеткина закончится, он сделается стариком – и даже глуховатым стариком, по каковой причине архангельских труб уже не услышит вовсе. Впрочем, что ж сейчас гадать: пока перед нами ледяное безмолвие и Деткин-Вклеткин на скованной льдом поверхности океана – точка, не заметная глазу. Этакий му-ра-вей.

Муравей еще немного подтянул невероятных размеров воз, нагруженный спичками. С каждым шагом воз становился тяжелее, словно спичек в нем не только не убавлялось, но, наоборот, прибавлялось, причем со страшной, как смерть, силой. Хотя, по мнению Деткин-Вклеткина, коробков тысячу он уже должен был извести. Впрочем, и этого сказать определенно Деткин-Вклеткин не мог: то и дело принимался валить обильный снег, который тотчас же засыпал спички. С одной стороны, это сбивало с толку, но, с другой, вселяло (правда, тут же и выселяло обратно) надежду, что под толщей снега спички будут целее. Думая только о последнем, Деткин-Вклеткин удовлетворенно крякал, верша свой труд.

Он крякал так громко, что шальной выстрел оборвал его и без того короткую жизнь. Наверное, какой-нибудь случайный охотник принял его за утку – тут и застрелил.

Бодрой походкой спортсмена-любителя Случайный Охотник подошел к стремительно посиневшей тушке Деткин-Вклеткина, ощупал ее и сказал:

– Фиговая утка. Без крыльев и голая.

Связав Деткин-Вклеткину твердые ножки, он огляделся вокруг:

– Как бы мне съесть-то тебя половчее…

Тут он и обнаружил воз со спичками.

– А ничего себе костерок будет! – заранее восхитился Случайный Охотник и, подтащив добычу поближе к возку, схватил один из коробков.

Стало быть, что же у нас тут получается…

Плачь, читатель! Рыдай! Правильная Окружность из спичек построена не будет. Даже если как следует подогнать друг к другу прочие ее фрагменты, мы в лучшем случае получим только дугу. На участке Деткин-Вклеткина – провал, разрушающий грандиозный замысел человечества. А наше художественное произведение подходит, таким образом, к концу, поскольку дальше все уже неинтересно. Что толку следить за построением линии на других участках, если ни во что целое участкам этим соединиться отныне не суждено? Плачь, читатель! Рыдай!

Примем с тобой участие в пиршестве на природе, затеваемом Случайным Охотником. Съедим Деткин-Вклеткина, съедим нежнейшее его тело, вскормленное духовною пищей, и возблагодарим выдающихся художников, музыкантов и поэтов всех эпох. Именно благодаря им мясо Деткин-Вклеткина по своим питательным и вкусовым качествам… э-эх, да что там говорить! Пируй, читатель: Деткин-Вклеткин угощает собою всех.

…Сейчас, сейчас. Случайный Охотник найдет под снегом какую-нибудь металлическую жердь, привычно обратит ее в шампур, укрепит шампур над возком со спичками, чиркнет раз, чиркнет два – и начнет вращать Деткин-Вклеткина над пламенем своего «костерка».