– Нет, это жребий, Марта. Просто это тяжкий жребий, – развел руками Редингот. – А Вам хотелось бы – легкого?

– Не то чтобы легкого… – возразила Марта. – Просто ведь каждому – свой жребий: одному легкий, другому потяжелее, третьему совсем тяжелый… так?

– Не так, – положил ей руку на плечо Редингот. – Это только со стороны чужой жребий – легкий. А на самом деле жребий у всех одинаковый: тяжелый. Тяжкий… И смертельно опасный.

– Ну не скажите! – не выдержал Сын Бернар. – Кто-то целыми днями на диване валяется, а кто-то… альпинистов в горах спасает. – Сын Бернар сделал такую паузу после второго «кто-то», что ни у кого не осталось ни малейшего сомнения в том, к какой группе он причисляет себя.

– Ах, Сын Бернар, Сын Бернар!.. – покачал головой Редингот. – Валяться на диване целыми днями – это, я бы сказал, гораздо опаснее, чем альпинистов в горах спасать.

– Откуда Вы знаете? – Сын Бернар посмотрел на Редингота с вызовом. – Вы, что же, альпинистов спасали?

– Нет-нет, – поспешил определиться Редингот. – Я, наоборот, на диване валялся. Поваляться бы Вам с мое… Инвалидом бы стали!

Сын Бернар запротестовал было, но взглянул на Марту и, увидев ее глаза – совершенно потусторонние глаза, – передумал.

– Я это знала, – тихо сказала она.

– Про диван? – опешил Сын Бернар.

– Про жребий… что он у всех одинаковый.

– Начали! – жестко сказал Редингот и завертел стеклянный барабан, полный разноцветных шаров, на каждом из которых было написано название страны. – Гренландия!

Семенов и Лебедев бросил жребий так внезапно, что никто в зале не успел пригнуться.

– О горе мне! – раздалось из первого ряда: высоченный дядька с пятью трубками в зубах вынужден был сильными руками схватить страшный жребий, летевший прямо на него.

Все посмотрели на дядьку не столько с состраданием, сколько с изумлением: он умел говорить так, что ни одна из трубок не выпадала у него изо рта, и при этом все пять спокойно попыхивали, как бы не имея отношения к происходившему. – В пятый раз Гренландия… – продолжал дядька в отчаянии. – Какой-то просто свинский рок тяготеет надо мной! Я излазил эту Гренландию вдоль и поперек, я весь обморожен, белые медведи уже приветствуют меня, немногочисленные аборигены на своем языке дали мне прозвище «девочка со шведскими спичками»… а местные собаки вообще считают, что меня прислали им в качестве корма!

Последнее высказывание вызвало у Сын Бернара гомерический хохот – сначала пентаметром, потом гекзаметром. Однако, вспомнив, что он осуществляет контроль за жеребьевкой, Сын Бернар передними лапами задушил в себе хохот и по всей строгости спросил с дядьки:

– Вы против жеребьевки?

– Да нет, – справившись с нервами, ответил тот. – Просто есть ведь и какие-то другие страны, которые тоже хочется посмотреть…

Редингот, начавший было опять вертеть барабан, остановил его настолько властным жестом, что барабан весь съежился.

– Значит, так. – Голос Редингота прозвучал жутко. – В наших рядах только что возникла одна отвратительная тенденция, и породили эту тенденцию – Вы. – Тут Редингот вплотную подошел к дядьке с пятью трубками и карими своими глазами принялся буравить его до крови.

Дядька ревел и стонал, как Днепр широкий. Прочие лучшие умы человечества с ужасом смотрели на страшную пытку, о самом существовании которой они еще мгновение назад не подозревали.

«Редингот буравит дядьку глазами, – стенографировала Марта трясущейся рукой. – В дядьке одна за другой возникают скважины, из них, подобно нефти, хлещет его черная душа. Ужас охватывает мои немеющие члены – и я не в силах писать дальше…»

– Меньше эмоций, Марта. Вы же все-таки летопись пишете, а не сочинение на тему «Как я провел лето»! – сделал замечание Редингот, заглядывая в написанное Мартой и прекращая процесс бурения.

– А как Вы, кстати, провели лето? – поинтересовалась Марта.

– Паршиво, – ответил Редингот. – А Вы?

– И я, – вздохнула Марта. – Вы куда-нибудь ездили?

– Нет, никуда, дома был. Болезни всякие замучили…

– Это какие же, если не секрет?

– Да старые болезни!.. Со зрением, скажем, нелады постоянно: время от времени совершенно перестаю видеть деньги… Все остальное, понимаете ли, прекрасно вижу – никаких проблем вообще, а денег – не вижу. И вот что поразительно: мелкие – те иногда продолжаю видеть даже тогда, когда крупные – уже перестал. Хотя, казалось бы, наоборот быть должно.

– Это у Вас какой-то вариант близорукости. – Марта задумчиво жевала авторучку, пока чернила не хлынули ей в горло.

– Вряд ли. Тут наверняка посерьезнее что-то, – вздохнул Редингот, помогая ей приготовить полоскание. – Дело в том, что я в такие периоды мелкие деньги и с близкого расстояния вижу, и с далекого – причем одинаково хорошо. Правда, это только сначала… потом я и мелкие перестаю видеть. А крупные – тех просто сразу не вижу.

Тщательно прополоскав горло, Марта спросила:

– Что-нибудь еще беспокоит?

Редингот кивнул:

– Несовершенство человеческой натуры, неумение окружающих отличать истинные ценности от мнимых, так и не преодоленный разрыв между умственным и физическим трудом, деструктивность сознания современного человека, особенности структуры настоящего художественного произведения…

– Как насчет отвратительной тенденции, порожденной дядькой с пятью трубками во рту, – она Вас не беспокоит, Редингот? – бестактно перебил его Сын Бернар.

Поморщившись от такой бестактности, Редингот сказал:

– Всему свое время, Сын Бернар! Я еще не спросил Марту, где и как она провела лето…

– Пустяки, Редингот! – попыталась замять неловкость Марта. – Это совсем неинтересно: я провела лето на брегах Невы, причем на правом и левом одновременно – в ожидании, что меня кто-нибудь окликнет.

– Окликнули? – живо поинтересовался Редингот.

Марта помотала головой.

– А кто должен был окликнуть?

– Не знаю… – задумчиво ответила Марта. – Кто-нибудь… Но никто не окликнул.

– Вы, что же, вели себя как-нибудь… необычно?

– Почему? – с удивлением взглянула на него Марта. – Я вела себя обычно. Я шла по песку.

– Просто… – попытался оправдаться Редингот, – просто людей окликают, когда прохожим кажется, будто с ними что-то не в порядке.

– Нет-нет, – заверила Марта, – со мной все было явно в порядке. А что могло бы со мной быть не в порядке?

– Ну… – Редингот задумался. – Ну, слезы, ну, взгляд блуждающий, ну, красные пятна на щеках…

– Какие-то Вы ужасы рассказываете! – рассмеялась Марта. – Я не знала, что все это нужно иметь, чтобы тебя невзначай окликнули…