Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Деткин-Вклеткин осмотрел помещение и, не найдя в нем других голых, четко сказал:
– Других голых тут нет.
– Значит, я к тебе обращаюсь, – подытожил голос. – Чтобы спросить: зачем ты сюда пришел?
– Я не знаю, – ответил Деткин-Вклеткин, – просто я замерз и увидел дверь.
– Понятно, – сказали ему. – Значит, ты греться пришел. Тогда грейся, а то ведь я не знал, зачем ты пришел, – смотрю, голый…
– Я греться пришел, – подтвердил Деткин-Вклеткин и добавил: – И, может быть, еще чего-нибудь… горячительного получить. Вот бы, например, Ананасов в шампанском.
– Это столовая, – смутились в ответ. – Тут ананасов и шампанского сроду не бывало. Есть яичница с колбасой – будешь?
– Не знаю, – заколебался Деткин-Вклеткин. – Не знаю, но думаю, что нет. А из духовного…
– Из духовного – мясо духовое, – не дослушали его. – Принести?
– Никогда не слыхал про такое… кто автор?
– Автор?.. Ну, Катька автор. Катька Снегирева. Так принести?
– Спасибо. Принесите…
Минут через двадцать его снова тронули за плечо пальцами.
Он поднял голову. Перед ним дымился горшочек, из которого плохо пахло.
– Что это? – с ужасом спросил Деткин-Вклеткин.
– Мясо духовое, ты ж заказывал, – ответили сверху.
– Как с ним быть? – Деткин-Вклеткин весь напрягся.
– Да вот же… вилка, нож. Клади в рот да ешь, – рассмеялся голос.
– Это… это все надо… неужели ртом? – цепенея, спросил Деткин-Вклеткин. – Прямо в самый рот? И – внутрь? В меня? – Он помолчал. – А где Вы это взяли?
– Это говядина, – неопределенно ответили ему.
– Говядина… то есть как, простите? – озадачился Деткин-Вклеткин, на глазах веселея. – Зачем ее так назвали?
– Она остынет, – предупредили его. – А назвали… захотели и назвали! Мясо всегда так называют: говядина, баранина, телятина…
Тут рассмеялся и Деткин-Вклеткин, только совсем коротко.
– Не буду я ее. – Он стремительно прекратил смеяться и серьезно сказал: – Мне мерзко.
– Ну, как знаешь. – Горшочек пропал со стола.
Деткин-Вклеткин закрыл глаза и откинулся на спинку стула. Он было заснул, но спал недолго, потому что приснилась ему огромная обнаженная говядина, распевавшая инородную частушку:
Говядина я
Отвратительная,
А поближе подойдешь –
Обольстительная.
Эта распевавшая во сне говядина разбудила его: он вздрогнул и поднялся со стула.
– Вам не холодно голому? – спросил его кто-то, когда он шел к выходу.
– Холодно, – признался Деткин-Вклеткин, по привычке не взглянув на собеседника.
– Тогда надо одеться.
– Я оденусь, – еле слышно пообещал Деткин-Вклеткин и вышел на улицу. На улице он увидел урну, в которую была впихнута шуба. Деткин-Вклеткин вынул шубу и надел на голое тело. Цвет, фасон и размер шубы не подходили ему по цвету, фасону и размеру, однако другой шубы в урне не было, равно как не было ни шапки, ни обуви. Деткин-Вклеткин сел в урну и стал дожидаться, пока туда все это бросят.
Внезапно к урне приблизилась Марта с неким человеком без брюк: они спросили, не видел ли он тут шубы…
Ну и… Вы чувствуете, как сами по себе стягиваются в клубок повествовательные мотивы! Стоило только раздеть Деткин-Вклеткина, как тут же потребовалось одевать его, а Марта с Рединготом именно в этот момент выбросили шубу в урну… И теперь уже не только Марта с Рединготом и Деткин-Вклеткин, но и вы тоже подтвердите: да, это произошло всего каких-нибудь три главы назад.
И, уж конечно, стоило Деткин-Вклеткину завидеть Марту – пусть даже и с человеком без брюк, – как он немедленно решил, что теперь-то он ни в коем случае не упустит ее из виду. Так, в дамской шубе, не подходившей ему по цвету, фасону, размеру и возрасту, и отправился Деткин-Вклеткин вослед Марте и Рединготу. Отныне он следовал за ними неотступно и рано или поздно тоже оказался в Змбрафле.
Впрочем, в Змбрафле-то он оказался скорее поздно, чем рано, но об этом надо начинать уже другую главу, какую по счету… – четвертую.
Глава четвертая связана отнюдь не с третьей главой, как читатель, небось, наивно предполагает, а вовсе даже со второй. Впрочем, обо всем таком читателя, видимо, никогда не стоит информировать – и вообще предупреждать его о чем бы то ни было есть дело совершенно бесполезное: читатель все равно будет вести себя не просто противоположным, а именно что прямо противоположным образом. Например, если я сейчас попрошу его не заглядывать на какую-нибудь определенную страницу настоящего художественного произведения, то, голову даю на отсечение, на нее-то он прежде всего и заглянет, не успев даже прочитать до конца, почему я, собственно, прошу его этого не делать. Иными словами, с читателем лучше никогда ни о чем не договариваться и уж ни в коем случае не ставить его в известность о намерениях и планах автора, а также о том, что с чем в художественном произведении соотносить. В идеале надо, наоборот, морочить читателю голову всеми возможными способами – это-то я и собираюсь успешно делать в дальнейшем, даже не извиняясь за содеянное, как делают другие порядочные писатели.
Итак…
– Попробуйте бросить – если получится, – с жалостью произнес Редингот, стараясь не смотреть на Семенова и Лебедева. Тот явно не производил впечатления человека, знавшего свое дело. Он стоял на краю сцены, с трудом удерживая тяжелый жребий трясущимися руками.
– Может, помочь ему? – спросил Сын Бернар, поигрывая мускулами в баскетбол. – А то ведь… не долетит жребий-то.
Семенов и Лебедев ухмыльнулся и вдруг, приняв классическую позу дискобола, с силой швырнул жребий в зал. Жребий, разрезая воздух, понесся в направлении левого угла: он свистел, как сотни три закипающих чайников. Лучшие умы человечества согнулись кто во сколько мог погибелей и спрятали свои светлые головы за спинки впереди стоящих кресел. Поискав, кому бы тут чего снести и не найдя, жребий отколол от стены кусок штукатурки и, словно бумеранг, вернулся в ловко подхватившие его руки Семенова и Лебедева.
– Ну, что, – нахально взглянул тот прямо в карие глаза Редингота. – Есть еще какие-нибудь сомнения?
– Никаких, – твердо сказал Редингот.
– А полегче жребия нету у Вас? Этим Вы всех тут перебьете… – озаботился Сын Бернар.
– Не перебью, – снова ухмыльнулся Семенов и Лебедев. – Пусть ловят, если жизнь дорога. Я-то ведь поймал как-то…
– Редингот, а Вы уверены, что это вообще – жребий? – прекратив стенографировать, тихо спросила сердобольная Марта. – Он выглядит как… как безмен! Это не безмен ли у него в руках? Я, правда, безмена никогда в жизни не видела. Хотя и жребия тоже не видела…