Кюлин сидел неподвижно; охваченный неистовой яростью, впился глазами в огонь, отдал глаза огню:

— Надо выдержать. Не трогайте меня. Я или сгорю, или…

Даматила — сильная, с приплюснутым носом, сидевшая с другой стороны костра — крикнула Кюлину:

— Наш губитель! Ты! Мы пережили турмалиновые полотнища, драконов… Но последнее хуже всего: Кюлин. У наихудшего есть имя: Кюлин. Кюлин когда-то взорвал вулканы, и мы попались в эту ловушку. Он не дает нам опомниться. Не оставляет шанса исцелиться. Кюлин — бестия, дракон!

Тот стонал:

— Надо продолжать. Я должен продолжать. Это Гренландия. Это… И есть… Гренландия.

Пока мужчины и женщины сблевывали роптали стонали, Идатто, самый молодой, приблизился к огню. Устремил на него тоскующий взгляд:

— Меня заставили уйти. Теперь я пришел к тебе снова. Уже иду. Ты от меня не отвертишься. Вот он я: Идатто. Я Идатто. Ты же Огонь. Ты Гренландия. Я не стану жаловаться. Вот я встал вплотную к тебе. Ну давай же, жги, разозлись, будь моим огнем, дай мне наглотаться тобой. Ах, желанный жар! Попади в мою глотку. Желанный жаркий вихрящийся воздух! Стань дыханием в моем горле. Я выдержу.

Кюлин:

— Должен выдержать, Идатто. Это Гренландия. Огонь. Ты не вправе уклониться.

Упавший ранее негр простонал:

— Кюлин, слушай. Я выдержу. Как ты нас мучаешь! А ведь мы уже были почти здоровы.

— Я никого не могу сделать здоровым и никого — больным. Идатто, будь другом, поддержи меня, и я поддержу тебя! Говори со мной: «Это Огонь, Огонь».

— Не понял, что я должен говорить.

— «Это Огонь». Чтобы он не отступился от нас, Идатто.

— Хорошо, согласен.

И они крепко обнялись. Красный огонь жаркой стеной вздыбился перед ними. Сидевшие вокруг костра зажали себе уши. Те двое едва слышно шептали:

— Это Огонь. Это Гренландия. Огонь. Гренландия. Гренландия…

Другие собрались с силами, наклоняли головы, подтверждали:

— Да, да.

Ибо Кюлин с Идатто сдаваться не собирались. Люди же от рвоты ослабли.

— Вот мой пояс. Ремень, — вяло пробормотал кто-то и швырнул свой ремень в огонь. Тот сожрал кожаную полоску; треща, взвился новыми языками пламени, выплюнул клочья дыма.

— Так должно быть. Спасения нет.

И вот уже несколько человек бросаются вперед, встают перед обнявшимися — Кюлином и Идатто, которые поддерживают друг друга:

— Все правильно. Вы правильно поступили. Мы вам благодарны. Примите меня к себе. Кюлин, как хорошо, что ты не позволил нам погрузиться в сон!

И уже некоторые стягивают с себя куртки, быстро ощупывают их; задыхаясь, кидают в огонь; зажимают себе уши, чтобы не слышать треска разлетающихся искр, бессильно и горько всхлипывают: «Где спасение?»

А Кюлин и Идатто, распятые на светлом сиянии, продолжают так же неумолимо выкрикивать: «Огонь! Гренландия!»

Будто желая подольститься к огню (но чувствуя, что иначе они не могут), многие теперь срывают с себя тряпки, ремни — всё, что свободно на них болтается, — нарочитым жестом прижимают их к мягкому, расслабленному лицу, бросают по широкой дуге в гордое трескучее пламя. Люди сидят, окруженные плотной тьмой, на лицах играют отблески огня; головы откидываются назад, потом снова ныряют в бело-красный свет.

Идатто с невыразимой улыбкой отделился от Кюлина. Осторожно сгибая колени, двинулся вкруг костра. Начал огибать его. Крадучись, по широкой дуге. Руки подняты, рот широко открыт, будто для ликующих возгласов, но ни единого звука он пока не проронил. Щуплый юноша в костер не смотрел — только перед собой, в подрагивающий от жара воздух или на усеянную хвойными иглами землю. Через каждую пару шагов он кланялся. Обходил костер по кругу. И каждый, с кем Идатто оказывался рядом, поднимался на ноги, услышав его голос:

— Ну же! Вставайте! Воздайте честь Огню! Воздайте честь Гренландии! Воздайте честь вулканам!

Согбенные спины, ссутулившиеся плечи повиновались призыву. Люди еще вздыхали, еще в страхе дрожали и всхлипывали, но юноша всё кружил перед ними…

Кюлин лежал на земле. Когда командиры, стеная и вздыхая, цепочкой потянулись мимо него, он потерял сознание и упал навзничь, в темноту.

Идатто наконец отошел от костра, побежал в лес, выкликая кого-то. Из долины реки Эр начали стекаться люди, поодиночке и группами. Испуганные и встревоженные, смешивались они с теми, кто кружил возле огня. Настойчиво задавали вопросы. Они уже знали, что должны будут разделиться. В разговорах часто упоминалась Гренландия. Здесь же взмывало вверх суровое пламя, бывшие моряки один за другим подступали к костру, бросали в него (словно заклиная или умоляя о чем-то) верхнюю одежду, ремни — выкупали себя на свободу. Многие опускались на колени: чтобы преодолеть страх.

Кюлина подняли. Он тупо смотрел на мельтешащих людей, прислушиваясь к их ропоту, крикам. Идатто поддерживал его, помогал идти. Кюлин отчужденно усмехнулся:

— Боитесь меня? Я тот, кто взорвал в Исландии вулканы — Хердубрейд и Краблу. Не надо бояться. Видите, мы сложили костер. Большой-большой костер. Не бойтесь. Не уклоняйтесь от огня. Ни от вулканов, ни от самой Гренландии. Иначе они превратятся в тюремщиков, закуют вас в цепи. Не надо страха. Смотрите на огонь как можно дольше, пока вы в силах это вынести. Смотрите же на большой костер. Смотрите. Ближе, ближе! Он не причинит вам вреда. Ах, как он расцвел! Поприветствуйте же его. Поприветствуйте! Поприветствуйте Исландию. Нашу родину. Поклонитесь ей! Воздайте ей хвалу!

Многие устремились к нему. Весь лес полнился окликами.

Кюлин медленно подошел к костру (пламя, в которое подбросили дров, заклокотало сильнее). Командиры вокруг костра молчали, завороженно-восхищенно-почтительно смотрели в огонь. Кюлин повернул свое суровое лицо так, чтобы огонь осветил его:

— Вот он горит. Греет. Губительный огонь! Это он взорвал вулканы Исландии. А потом — глетчеры. Он — как вода, которая разбивает корабли, но и носит их на себе. Хорошо, что мы не засохли на Шетландах. Теперь страх нас покинул. И я уже склоняюсь в поклоне. Ты продолжаешь гореть, когда мы подходим к тебе. Позволь нам тебя умилостивить! Будь к нам милостив! Будь милостив ко всем нам!

Идатто обнял Кюлина.

— Теперь я спрашиваю, Идатто: хочешь ли ты умереть от голода, или хочешь жить? Вправе ли мы умереть? Мир — живое существо:: какая безумная мысль! Возможно ли умереть, после того как мы узнали такое? Послушай их выкрики. Они понимают всё так же, как и мы. Это понимают все люди. Мы с тобой не обладаем колдовским языком, который могли бы утаить от других. Идатто, ты еще молод. Мы скоро расстанемся. Дальше каждый пойдет своим путем. Я должен жить, ты тоже; и все другие должны. Мы будем восхвалять огонь. И то, что нам довелось увидеть. Жизнь только начинается.