Всякий раз при появлении «ланкастеров», Туббезинг, мучаясь совестью, бросал свою жену и детей и мчался за три мили в здание главного управления, чтобы спасать его. «И все это время, – говорил он впоследствии, – меня терзала мысль, будут ли они на месте, когда я вернусь». Его рассказ типичен для тех, кто оставался в городе. Вновь и вновь его дом содрогался от взрывов. В течение 1943-го и первой половины 1944 года он устранял повреждения при помощи жестяных листов. Когда ему подвернулся крупповский каменщик, дом которого был разбомблен, то он дал ему комнату в обмен на помощь. Крыша была разрушена; два человека ее починили. Ее снесло опять, и снова они ее восстановили. Затем, во время массированного налета 23–24 октября, когда на Эссен было сброшено 4522 тонны бомб, были полностью разрушены крыша, стены и пол. Туббезинг и каменщик спешно соорудили что-то вроде навеса. Во время доклада в административном здании на следующий день Фриц узнал, что за ночь восемь металлургических заводов, изготавливавших бронебойные щиты, семь машинных цехов, шесть литейных цехов, а также разнообразные цеха по выпуску снарядов, металлических листов и орудийных лафетов были выведены из строя. Обескураженные, бухгалтеры фирмы закрыли свои книги и больше не делали записей об ущербе, нанесенном во время налетов.

В том месяце, как вспоминал маршал английской авиации «бомбист» сэр Артур Трэверс Гаррис, британскими летчиками было сброшено в два раза больше тонн взрывчатых веществ, чем в любой из предыдущих. Целями бомбардировщиков были Рур и Рейнланд, и вполне понятно, что германские лидеры встревожились. В 1914 году Германия, защищая свою кузницу, заплатила высокую цену в первом бою на Марне; теперь же враг нашел новый путь: он грозил мощным кулаком с воздуха. Дневники Геббельса отражают беспокойство официальной власти. 13 марта 1943 года он записал: «Позднее вечером до нас дошли сообщения еще об одном чрезвычайно интенсивном авианалете на Эссен. На этот раз по заводу Круппа нанесен тяжелый удар. Я позвонил заместителю гауляйтера Шлесману, который представил мне довольно удручающий отчет. На территории только одного крупповского завода было 25 очагов пожара. Атаки с воздуха в настоящее время угрожают нам больше всего… Так дальше не может продолжаться. Фюрер без обиняков сказал Герингу, что он об этом думает. Ожидается, что Геринг примет что-то решительное». Рейхсмаршал не принял, он не смог. Неделю спустя Геббельс отмечал: «Даже если сообщение о том, что завод Круппа разрушен на 80 процентов, является большим преувеличением, нас все равно ожидает серьезная задержка выпуска продукции». В мае он мрачно констатировал: «800 акров, занимаемые заводами Круппа, 55 раз подвергались бомбежке с воздуха…» – и 28 июля: «Последний авианалет привел к полному прекращению производства в крупповских цехах. Сам Шпеер очень озабочен и обеспокоен этим».

Если бы английская авиация ограничилась только военными заводами (а Эссен бомбили исключительно британцы; самолеты американских ВВС даже не приближались к городу), – так вот, если бы англичане не громили город, их бы не стали упрекать. Но при самых благих намерениях бомбежка остается неточной наукой. На Нюрнбергском процессе бельгийский священник, оказавшийся в числе заключенных в Эссене, описывал, как ударили по женщинам и детям эти «совершенно хаотичные» воздушные атаки. И когда адвокат Круппа с горечью говорил о «последней стадии войны, превратившей Эссен в поле боя, а потом в груду развалин», обвинители не произнесли ни слова и были в затруднении. Вот впечатления Геббельса, так сказать, из первых рук. 10 апреля 1943 года он явился с личной инспекцией, и его реакция характерна для рационального, беспристрастного нациста: «Мы прибыли в Эссен около семи утра. Замгауляйтера Шлесман и его персонал ожидали нас на Центральном вокзале. В гостиницу мы добирались пешком, потому что проехать на машине в большей части Эссена невозможно. Эта прогулка позволила нам оценить степень повреждений, нанесенных последними тремя авианалетами… Эксперты городских властей в области строительства подсчитали, что понадобится двенадцать лет для восстановления».

Он обсуждал с Альфридом перемещение «Гусштальфабрик» куда-нибудь еще и заключил: «Это нецелесообразно, в настоящее время Эссен уже не является промышленным центром: и англичане подвергнут ударам с воздуха следующий город, скажем, Бохум или Дортмунд, или Дюссельдорф. Следует держаться за нынешнее местоположение как можно дольше». Это изложено с холодной беспристрастностью. И все же за демонической внешностью Геббельса оставались воспоминания о том времени, когда он был мальчишкой, сыном мастера из соседнего города Райдт. Отдавая дань уважения обоим Круппам – старому и молодому, – он вспомнил, как выглядели знакомые ему объекты. «Только совершив такую прогулку, можно было по-настоящему оценить нанесенные повреждения, – писал он. – Это было ужасно. Сердце сжимается при виде того, что стало с городом, с его улицами и площадями, совсем недавно такими красивыми. Я почти физически ощущал страдание при этом зрелище, так как я хорошо знал Эссен с самого детства. Я могу сравнить то, что было, с тем, что есть теперь». Он сравнил и прослезился.

* * *

Геббельс рыдал не по поводу разбитых магазинов; даже он понимал, что они были законной добычей. Его трогали порушенные дома, погубленные парки, покалеченные граждане, и, упоминая о них, нельзя не коснуться одного из самых противоречивых результатов войны. Основные факты бесспорны. Вначале они казались чепухой; в докладной записке Альфриду его подчиненный отмечал, как бы между прочим, что «в ходе вражеской акции 13 января 1943 года частично поврежден универмаг «Альтенессен». Однако одежду все еще можно купить – большая часть товара не пострадала». Авианалетам тогда еще не придавали большого значения. Массированные атаки начались следующей весной. Их целью было терроризировать германское население; на брифинге для прессы после первого авианалета на Кельн с участием тысячи самолетов командование английских ВВС утверждало, что уничтожено 250 заводов, но на фотографиях ясно видно, что мишенью был центр города. Было убито от 14 до 15 тысяч человек. Англичане нацелились на жителей, а не на промышленность.

Следующей целью стал Эссен. Уинстон Черчилль обещал палате общин, что «Германия будет ввергнута в такое испытание, какого по его продолжительности, жестокости и значительности пока еще не испытывала ни одна страна». В послании Сталину премьер-министр был столь же откровенен и более конкретен: «Мы направили 348 тяжелых бомбардировщиков в Эссен в субботу, с грузом в 90 тонн бомб, для того чтобы нанести еще больший урон Круппу, по заводам которого вновь был нанесен эффективный удар, и превратить в руины юго-западную часть города, которая до этого почти не пострадала». Никто никогда не обвинял Черчилля в пренебрежении к континентальной географии. Он должен был знать, что предместья юго-западного Эссена – Фулерум, Харцзопф, Фронхаузен и Хольстерхаузен являются исключительно жилыми районами. Чувствуя, что русский диктатор оценит это, Черчилль добавил, что второй налет сровнял с землей поселок крупповских рабочих верфи «Германия»: «Прошлой ночью 507 военных самолетов сбросили 1400 тонн бомб на Киль».

Киль был второстепенным театром военных действий английской авиации. После войны Артур Гаррис признал, что командование ВВС решило подвергнуть бомбардировке Рур, сосредоточившись на «полном уничтожении четырех городов Рурской области», а статистические данные, собранные для «Исследования стратегических бомбардировок», которое вели Соединенные Штаты, так называемый «Сервей», не оставлял сомнений в том, что все это – жизненно важные центры, образующие пояс обнесенных стенами городов с Эссеном в качестве «пряжки», которые окружали Рур со времен Средневековья. Эссен и Дортмунд пострадали больше всех; разрушения в Бохуме, Дуйсбурге, Дюссельдорфе и Хамме были не столь ужасны. В массированных налетах менее всего подверглись бомбардировке промышленные объекты. Истинными целями были дома и магазины. Почерк слишком характерный, чтобы думать о случайностях. По своей разрушительности эти авианалеты превзошли все другие виды атак.