Что касается боеспособных людей, которые могли участвовать в пешем ополчении, ледунге и в несении береговой охранной службы, то в Швеции XIII в., в том числе согласно Гуталагу (20-е гг. XIII в.), таковыми считались мужчины с 18–20 лет[1101]; однако в сагах упоминаются и более молодые участники боевых действий.

Важно и то, что вопрос о сборе ополчения с целью наступления или защиты решался бондами на тинге. О провозглашении морского ополчения на тинге в Швеции уже в XIII в. свидетельствует Упландслаг[1102]. Именно к тингу должны были обращаться короли и ярлы, желая заручиться помощью ополчения бондов. Еще и в XIV в. норвежские и шведские бонды имели свое оружие, активно участвовали в гражданских войнах, в борьбе с разбойниками и вражескими нашествиями.

Очень важной общественной обязанностью бондов было вообще участие в народном собрании-тинге в качестве дееспособных лиц, имеющих право вчинять иски, отвечать на них, выступать свидетелями и соприсяжниками при судебных разбирательствах на тинге, а также правомочных участвовать там в решении не только судебных, но и политических вопросов. Приводить примеры судебных дел, которые рассматривались на тинге, не имеет смысла: их бесчисленное множество, поскольку, например, родовые саги просто переполнены рассказами о судебных делах[1103], а королевские саги — о междоусобицах.

В политической жизни бонды имели обширные права. Прежде всего, они выбирали своих законоговорителей-лагманов[1104], которые распоряжались на тингах и поэтому имели очень большой вес на местах и в областях, бывших прежде племенными территориями. Как известно из областных законов Швеции, лагманы обычно выбирались из числа бондов-хозяев, а судя по сагам — из числа наиболее богатых и влиятельных представителей родовой знати. Правителям каждой страны следовало вести себя с ними весьма осторожно, потому что именно лагманы занимались областным законодательством и, к тому же, обычно имели сильное влияние на бондов. Не случайно, как уже говорилось, лагман Тиундаланда (Упланд, Швеция) однажды высказался так: «Не меньше чести [чем у ярла], быть бондом и свободно говорить, что вам захочется, даже при конунге» («Сага об Олаве Святом», гл. LXXIX). А лагман Торгню, назвавший себя «бондом» в речи, обращенной к королю, потребовал на тинге, чтобы шведский король Олав установил мир с Олавом Норвежским, иначе мы «все восстанем против тебя и убьем тебя».

Из дальнейшего содержания становится ясно, что лагманы, возглавлявшие бондов, были готовы противостоять королю, не выполняющему их условий (там же, гл. LXXX и сл.). Судя по «Саге об Олаве сыне Трюггви», «бондам надоели войны и немирия внутри страны», поэтому они при помощи влиятельных людей и стремились заключить и упрочить мир[1105].

По обычаю бонды выбирали королей. Дело в том, что престолонаследие в Скандинавских странах и в эпоху саг, и довольно долго после ее окончания, практически до конца Средневековья, было неупорядоченным. Во-первых, право на престол имел не только старший сын короля (в регионе, как уже говорилось выше, не соблюдался майорат), и вообще не только его сыновья, но и все члены королевской семьи. Во-вторых, на корону в период борьбы за верховенство, а затем за единовластие претендовало много малых конунгов, ярлов и вообще знатных людей, которые так или иначе были в родстве с конунгами. В-третьих, конунгов, согласно обычаю, зафиксированному в XII–XIII вв. в письменных законах Скандинавских стран, выбирали на тингах. Если «малых» конунгов выбирали на тингах областей каждой будущей страны (по существу, племенных территорий), то единый конунг объединенного тем или иным способом государства должен был проходить избирательную процедуру на областных тингах, а затем получать одобрение на общем тинге страны. Например, Хакона Доброго (первая половина X в.), как в свое время и Харальда Прекрасноволосого, первоначально провозгласили конунгом «на всех тингах в Упленде»[1106].

Но особенно интересна в связи с выборами короля на тингах и ролью в них бондов история воцарения Магнуса, сына Олава (Святого), о чем повествует посвященная ему сага Снорри. В первой половине XI в., когда Магнус, сын погибшего Олава Святого и будущий король Норвегии (1035–1047), прибыл в Скандинавию из Руси, где отсиживался во время политических неурядиц на родине, с намерением получить «отцовское наследство», а затем долго плавал с викингами, он сначала обратился за поддержкой к конунгу свеев, находившемуся тогда в городе Сигтуна («Сигтуны»). Тинг свеев в конце концов принял решение дать ему войско, т. е. собрать ополчение, что и было сделано[1107]. Затем Магнус, пройдя с ополчением через пограничный Емтланд («Ямталанд»), прибыл в Трандхейм, а оттуда в торговый город Каупанг. Его всюду «хорошо принимали». Магнус созвал местных норвежцев на Эйратинг (в устье реки Нид). «И когда бонды собрались на тинг, Магнус конунг был провозглашен конунгом над всей страной…» Затем он созвал ополчение со всего Трандхейма и направился на юг. Правящий Норвегией в это время датский конунг Свейн также созвал тинг и вместе с приближенными к нему «датскими вождями» уговаривал бондов собрать ополчение против Магнуса. Но бонды его не поддержали, и Свейну пришлось отбыть в Данию.

Однако Магнус вскоре стал терять свою популярность в Норвегии. После того как он был избран конунгом на всех тингах страны и укрепил таким образом свое положение, он стал мстить тем бондам, которые воевали против его отца, подвергая их «суровым наказаниям». «Кое-кого он изгнал из страны, у других отобрал большие богатства, а у некоторых велел перебить скот. Тогда бонды начали роптать и говорить между собой:

— Что замыслил этот конунг, нарушая наши законы, которые установил конунг Хакон Добрый? Разве не помнит он, что мы никогда не сносили притеснений? Как бы не случилось с ним того же, что произошло с его отцом и с другими правителями, которых мы лишили жизни (курсив мой. — А.С.), когда нам надоели их несправедливости и беззакония.

Это брожение распространилось по всей стране».

Часть жителей Норвегии решила выступить против Магнуса с оружием в руках, когда он прибудет в их край. Королю об этом сообщили, решив одновременно дать ему добрый совет. По поручению «двенадцати друзей» короля это сделал скальд Сигват, с помощью сочиненного по этому случаю длинного и весьма содержательного стихотворения. Прежде всего поэт воздал хвалу Хакону Доброму — и именно за то, за что его превозносил народ:

Далее скальд напоминает, что старшие родичи Магнуса — Олав сын Харальда и Олав сын Трюггви — «щадили добро бондов» и никогда не посягали на их независимость. А теперь Магнус «дает бондам законы», которые хуже тех, что были обещаны конунгом при прибытии его в страну. Наверное, дурные советники научили конунга не держать свое слово, быть злопамятным и «неверным» [своему слову]. И вот «Все пуще ропщет / Твой народ, воитель… / Молвы, витязь смелый / Берегись, — пусть меру / Знает длань… /…Внемли / Воле бондов, воин! /…не доводи же / до беды… / Поднялись повсюду / Бонды…»