В «Саге о Харальде Прекрасноволосом» (гл. XXVII) рассказывается о неком Халладе сыне Регнвальда, ярла Мера, которого отец послал на Оркнейские острова, чтобы тот занял там пустующий пост ярла и защищал население от пиратов-викингов. Но Халлад «скатился с престола ярла и стал бондом», а затем бесславно вернулся «на восток в Норвегию». Узнав об этом, конунг Харальд был возмущен и сказал, что сыновья Регнвальда «не похожи на своих предков». Тогда поехать на острова вызвался Эйнар, брат Халлада по отцу. Регнвальд согласился, но не преминул напомнить Эйнару, что по матери он «из рабов» и что до сих пор от него вряд ли можно было ожидать много чести для рода. Однако сын рабыни Эйнар, уехав на острова, «стал ярлом островов и могущественным мужем». Иначе говоря, социальные отношения того времени допускали как снижение статуса (от ярла — к бонду), так и повышение статуса (даже от полураба — бастарда ярла — к ярлу).

Из «Саги о Хромунде Хромом» следует, что в спорной ситуации общество принимало сторону бондов, местных хозяев, а не «пришлых людей и не выходцев из низов». Напрашивается вывод, что основное различие между бондом-простолюдином и рабом или вольноотпущенником определялось происхождением от лично свободных или несвободных людей. Различие же между бондом-простолюдином и хозяином, принадлежащим к элите, также определялось происхождением, т. е. наличием или отсутствием знатных предков, фактом рождения в известном знатном роде, но также и должностным положением.

Должность возвышала. Низкое происхождение не мешало обогащению, но было известным препятствием к возвышению, к обладанию общественным престижем. Его припоминали, используя в корыстных целях. Бонд Ульвар считался «отменным хозяином», который умел быстрее соседей сушить сено, так что его скот никогда не падал от недокорма и не знал болезней. Кроме того, он «хорошо предсказывал погоду», да и вообще «с ним советовались». Иначе говоря, Ульвар был уважаемым человеком. Как-то он дал очень хороший совет богатому и знатному Торольву, владельцу множества рабов. Несмотря на услугу соседа, Торольв украл у Ульвара сено и при этом за глаза оскорбил его, назвав «рабом, который и без этого слишком богат»[1077]. Выше в очерке о супружестве приведен случай, когда богатый бонд «низкого происхождения» был вынужден согласиться на требование пожилого знатного человека выдать за него свою молоденькую дочь на условиях «неполной свадьбы», иначе говоря, без обряда, а только за выкуп — фактически продать. Эта свободная женщина, став «незаконной» женой богатого старика, тем самым приравнивалась по своим правам к содержанкам и после его смерти осталась с детьми без средств к существованию, так что растила их, вернувшись в дом своего состоятельного отца.

О бедных бондах сведений в сагах мало, нередко они имеют косвенный характер. По моему убеждению, так получилось не потому, что бедных бондов было мало: некоторые реплики в сагах убеждают как раз в обратном. Просто саги как произведения были «нацелены» на выдающиеся личности, остальные же люди, особенно простые бонды, предстают там в виде безликой серой массы. Все же саги отмечают, что в Норвегии были районы (в частности, Халогаланд), «где много мелких бондов», у которых богатые люди, пользуясь полученной от короля властью, скупали землю, составляя себе целые имения. Разоряли бондов и бесчинства королей. Известно, например, что конунг Магнус Добрый (см. сагу о нем, гл. XV и сл.) отнимал имущество и земли у бондов, ссылаясь на то, что они выступали против его отца Олава Святого. «Кое-кого он изгнал из страны, у некоторых велел перебить скот».

В «Саге о Храфнкеле годи Фрейра» (гл. IV) рассказывается о брате богатого хозяина Бьярни. Этот брат имел малый достаток и многочисленную семью. Его сын Эйнар был парнем рослым и дельным. И вот отец попросил его найти себе работу, поскольку «у него (отца. — А.С.) бедность и нищета», «так что и другие дети станут работниками». Из «Саги о Курином Торире» следует, что бедные бонды нередко становились должниками богатых соседей и попадали от них в зависимость[1078]. Некоторым все же удавалось сохранить самостоятельность. Так, «в устье Фьорда Эйрика у подножия ледников жил человек по имени Гамли. Он был беден и не держал в доме прислуги». Зато он являлся «бывалым охотником». Его «суровая и во всем искусная» жена Грима хорошо врачевала, «ведала древние обычаи» и умела «делать человека невидимым». Жили они только вдвоем, в тесной хибаре, состоящей из одного помещения. Судя по тексту саги, Гамли и его жена не имели ни земли, ни скота.

Хрут из «Саги о Ньяле» (гл. XXIV) имел «своих бондов», которые были готовы помочь ему, например при выплате долга[1079]. В другом случае, как повествует сага, «все соседи были подневольны сыновьям Торбранди и не могли занять эти [общинные] земли»[1080], иначе говоря, сыновья Торбранди лишили соседей части (?) угодий, без которых крестьянское хозяйство было обречено на тяжкое существование и прямое разорение. В «Пряди о Пивном Капюшоне» между прочим повествуется о том, что некий лес, которым сообща владели богатые и знатные люди одного годорда, был ими куплен «на тинге» «для своих нужд»[1081], став недоступным для прочих соседей. Таким образом, здесь мы снова сталкиваемся с отнятием у рядовых бондов угодий, которые из общего владения превращаются в собственность местных богатеев, утвержденную на тинге. Известный Хрольв, годи капища, заставлял людей из своего годорда сопровождать его в поездках; между тем в годорде зачастую было не менее 60 хозяев[1082], так что если годи брал с собой в поездку только часть из них, это уже составляло значительную потерю времени для многих бондов данного годорда и немалую трату средств для тех, кто этот выезд принимал. Переехав в Исландию, годи Хрольв занял обширную территорию, на части которой «поселил людей»[1083], видимо, на условиях поземельной зависимости.

О притеснении бондов «могучими хёвдингами» можно узнать и из других саг[1084]. Отец известного Торстейна так сказал однажды годи Бьярни: «Только глупец рад посулам. Немногого стоят ваши, знатных людей, обещания… едва ли на месяц хватает утешений, а потом с нами обращаются как с нищими, и не скоро забывается наше горе»[1085].

Говоря о факторах обеднения и/или разорения бондов, необходимо иметь в виду и отсутствие в Скандинавии майората, вследствие чего происходило дробление наследственных земельных владений, прежде всего там, где годные для хозяйствования земли были уже распределены.