Диего де Альварадо из Эстремадуры, экс-секретарь Колумба и дядя известных братьев Альварадо, которые еще отличатся во время завоевания Мексики, считал, что без надзора испанцев индейцы будут пить, плясать и замышлять злое. Еще один землевладелец рассказал свою печальную историю: когда Овандо был губернатором, он даровал свободу двум индейским вождям и дал им имена – Алонсо де Касерес и Педро Колон. Эти люди вскоре научились читать и писать, поскольку они многие годы прожили с испанцами. Овандо был к ним благосклонен, однако потом, как рассказал Москера, в течение шести лет с 1508 по 1514, пока они были свободны, они не пахали земли, не выращивали свиней, не могли сами одеться или прокормиться. Можно сказать, что разделение Альбукерке лишило их свобод. Первый эксперимент окончился «нищетой и бесчестьем».

По результатам другого расследования, такие свидетели, как торговцы Жаком де Кастельон и Хуан Фернандес де лас Варас, Санчо де Вильясанте и Гонсало де Гусман, изложили ясную картину жизни на Эспаньоле. Гусман описывал большие облавы на рабов на побережье нынешней Венесуэлы, в которых он принимал участие, а Франсиско де Монрой из эстремадурской семьи с тем же именем говорил, что в 1516 году некий Педро де Эррера кричал опасные слова: «Viva el ynfante don Fernando…»{1423}

Когда опросы были окончены, оставив настоятелей в еще большем замешательстве по поводу того, что следует делать, на Эспаньолу прибыли новые люди. Первым в апреле 1517 года приехал судья Алонсо Суасо – вместе с четырнадцатью слугами, мулом и дорогостоящим багажом. Он незамедлительно начал свое расследование по поводу судей, однако они сумели избежать наказания благодаря своему опытному адвокату, Кристобалю Леброну.

Почти в то же время в Санто-Доминго прибыли четырнадцать францисканцев смешанного происхождения из реформированного отделения в Пикардии. Их возглавлял достопочтенный французский брат, фрай Ремигио де Фольс. Они стали долгожданным пополнением монастырей в Санто-Доминго и Консепсьон де-ла-Вега. Лас Касас считал, что все они походят на римских сенаторов. Они представляли несколько францисканских групп: один из них, Рикардо Гани де Манупреса, был англичанином. Гильермо Герберт был нормандцем, а провинциал Томас Инфант, похоже, являлся незаконнорожденным братом Мари де Лоррен, королевы Шотландии{1424}.

Настоятели пришли к интересному заключению. Возможно, на них повлиял Лас Касас, однако прямых доказательств этого нет. Они написали Сиснеросу, что, пробыв на Эспаньоле шесть месяцев, они увидели недостаток рабочей силы, став свидетелями тому, какую «бурю» поднимали индейцы каждый раз, когда от них требовали более усердной работы. Они не сомневаются, что необходимо ввозить туда рабов из Африки – босалес. Так называли рабов, купленных в Африке, а не выращенных в Европе; «ибо опытным путем была показана их польза». Они предполагали, что Короне стоит дать добро и признать, что «с этого острова будет легко добраться до Кабо-Верде или Гвинеи и можно нанять кого-нибудь для экспорта рабов оттуда»{1425}.

Однако подобная просьба шла вразрез с чаяниями фламандских придворных Карла V: они знали, что работорговля прибыльна для посредников. К тому же это шло вразрез со всеми договорами насчет того, что торговля с Гвинеей должна быть монополией Португалии. Так или иначе, эта просьба представляет большой интерес. Поскольку король Фердинанд дал добро на ввоз 200 черных рабов в Америку в 1510 году, некоторое количество их стали привозить каждый год. Они принимали участие во многих экспедициях. Диего Веласкес имел при себе нескольких черных рабов в 1511 году, во время оккупации Кубы. Как мы знаем, Васко Нуньес де Бальбоа заявлял, что у него был раб-африканец (Нуньо де Олано), когда он впервые увидел Тихий океан, и африканские рабы в 1517 году строили для него корабли на побережье этого океана{1426}. При Педрариасе также было несколько черных рабов, когда он обнаружил группу их соотечественников, сбежавших во время кораблекрушения неподалеку несколькими годами ранее.

Так что едва ли было удивительно то, что в мае 1517 года лицензия на торговлю черными рабами была дана Жоржи ду Португалу, сыну Алвару ду Португала – изгнанного португальского принца, который входил в Совет королевства во времена королевы Изабеллы{1427}. Новая лицензия позволяла привезти четыреста черных рабов прямо в Индии. Предположительно они были куплены в Лисабоне или в Севилье. За них не полагалось платить налога{1428}. Позднее количество было снижено до двух сотен{1429}. Однако Жоржи ду Португал, похоже, не сумел сделать многого – он послал лишь небольшую группу рабов. Он был комендантом Трианы – замка инквизиции в Севилье, и был слишком занят местной политикой.

Настоятели слишком медлили предпринимать какие-либо шаги, почему Лас Касас снова начал жаловаться. Его письма были перехвачены, и, оскорбленный, он счел, что настоятели ищут повода для его ареста. Он сказал настоятелям, что собирается вернуться домой, однако сам укрылся в доминиканском монастыре. Фрай Луис де Фигероа ему на это ответил: «Не уходи, ведь ты – светоч, который воспламеняет наши деяния»{1430}. Судья Суасо сказал, что ему придется разрешить Лас Касасу отправиться домой, если тот того желает. Сам Лас Касас беспечно заявил, что ему необходимо вернуться в Испанию, потому что у него там есть собственные дела{1431}. 3 июня 1517 года он действительно вновь отплыл в Испанию. С собой он вез письма: не только длинное от судьи Суасо, но и два других – одно от 27 мая от фрая Алонсо де Санто-Доминго, написанное на латыни и подписанное реформированными доминиканцами колонии, а также новыми францисканскими монахами, и второе от 28 мая, написанное фраем Педро де Кордовой. В последнем письме говорилось о том, что причиной столь стремительного снижения численности индейцев является жестокость завоевателей, и единственным способом разрешить ситуацию является освобождение индейцев.

15 июня 1517 года Суасо в документах, связанных с расследованием по делу судей, раскрыл детали о флотах работорговцев и показал активное участие в них судей, главным образом Васкеса де Айона{1432}. Настоятели недоумевали, что же им делать. В конечном счете фрай Бернардино де Мансанедо отправился домой вместе с Лас Касасом, дабы сообщить Сиснеросу о том, что он и его коллеги чувствуют себя неспособными выполнять свои обязательства. Они считали себя слишком духовными, чтобы управлять поселенцами. Повидав Сиснероса и доставив его письмо Конхильосу, Мансанедо с облегчением удалился в отставку и ушел в свой монастырь Санта-Марта возле Саморы.