— Ничуть, — заверил Стивен, поняв, что брат, кажется, вообщене слушает Баскервиля. — Он с радостью прикарманит ваши денежки вместе скапиталами остальных.

Клейтон с сардонической усмешкой снисходительно огляделСтивена. Он просто не мог оставаться сегодня дома и медленно сходить с ума.Однако жизнерадостные разговоры, ведущиеся за столом, и общее веселоенастроение начинали действовать ему на нервы, а ведь он провел здесь всегооколо часа. Он уже был готов попросить брата вместе поехать на Аппер-Брук-стрити напиться до бесчувствия, что более подходило его теперешнему состоянию, когдаСтивен внезапно заметил:

— Не ожидал увидеть тебя здесь. Думал, ты будешь на приеме,который мать устраивает сегодня для родственников. — И прекрасно разыгрываяроль некстати проболтавшегося человека, покачал головой и с извиняющимся видомдобавил: — О, прости Клей! Я совсем забыл, что, поскольку Уитни гостит у нее,ты, естественно, будешь на приеме.

Баскервиль, до которого, к несчастью, донеслись последниеслова, немедленно забыл о принятом решении и с неподдельной сердечностьюобъявил:

— Ваша жена просто прелесть. Красива и мила. Передайте еймои лучшие… — И с отвисшей от изумления челюстью увидел, как КлейтонУэстморленд, на мгновение застыв, медленно выпрямляется. — Я последнее времявообще ее не видел, — поспешно заверил бедняга.

Но герцог уже поднялся из за стола, глядя на своего брата спотрясенным недоверием, удивлением и чем-то еще, что окончательно сконфуженныйи сбитый с толку Баскервиль так и не удосужился понять. И тут, даже непозаботившись собрать огромный ворох фишек, составлявших его выигрыш, или хотябы вежливо попрощаться, герцог повернулся и решительным шагом направился кдвери.

— Подумать только! — охнул Баскервиль, глядя вследудалявшемуся Клейтону. — На этот раз вы действительно сунулись не в свое дело,лорд Уэстморленд! Я не успел вам сказать — его светлость терпеть не может,когда герцогиня выезжает без него.

— Совершенно верно, — широко улыбнулся

Стивен. — Терпеть не может.

Поездка в Гренд Оук, на которую обычно уходило четыре часа,сейчас заняла лишь три с половиной — поистине рекорд, особенно если учесть, чтоКлейтон даже не заехал домой переодеться и отправился в путь прямо от дверейклуба. Уитни однако Клейтон успел опередить ее, повелительно указав на дверь.Горничная нехотя вручила ему мыло и салфетку и вышла, не сказав ни слова.

Клейтон с мучительной нежностью намылил спину Уитни,стараясь делать это как можно осторожнее.

— Как хорошо, Кларисса, — пробормотала Уитни, когданамыленная салфетка скользнула по ногам. Обычно Кларисса предоставляла госпожемыться самой, но последнее время так волновалась и тревожилась за нее, чтоУитни уже привыкла к этим не совсем обычным услугам.

Розовая, со сверкающими каплями душистой воды, Уитниподнялась и ступила из ванны на коврик. Она уже хотела повернуться и взятьполотенце, но Кларисса с ее чрезмерными заботами, едва прикасаясь, уже вытиралашею, плечи и спину.

— Спасибо, Кларисса, теперь я сама. Поужинаю здесь, а потомоденусь и спущусь…

Обернувшись, Уитни потянулась за полотенцем. С лица сбежалакраска. Ноги задрожали, и она, пошатнувшись, едва не упала при виде мрачного,неулыбающегося, но от этого не менее красивого лица мужа, который молчапродолжал вытирать ее. Уитни, онемев, в состоянии полного паралича, застыла наместе, не в силах ни пошевелиться, ни заговорить.

Клейтон начал промокать полотенцем влагу на бедрах и животе,и Уитни смутно ощутила, что его руки чуть задержались, но он и не думал ласкатьее. Уитни отчаянно пыталась сообразить, что происходит. Клейтон здесь и большене сердится на нее, но продолжает молчать. И даже не улыбнется. И дотрагиваетсядо нее не властно, как муж… а… униженно… как слуга!

Комок слез подступил к горлу, не давая дышать. Герцог сталее горничной, желая показать, что пришел с повинной, пытаясь показать, какпринижен и жалок.

Клейтон осторожно усадил Уитни на стул у самой ванны, неглядя на жену, опустился на колено и начал промокать полотенцем капли, все ещеоставшиеся на ногах.

— Клейтон, — прерывисто прошептала она, — о, пожалуйста…

Но Клейтон, не обращая внимания на мольбы, пробормоталискаженным, полным боли голосом:

— Если мне когда-нибудь придет в голову, будто ты решиласнова покинуть меня, какими бы вескими ни были при этом причины, я велюзапереть тебя в твоей комнате и заколотить двери, да поможет мне Бог!

— А ты останешься вместе со мной в этой комнате? — дрожащимголосом спросила Уитни.

Клейтон поднял ее изящную ножку, нежно Приложил к щеке ипоцеловал.

— Да, — шепнул он и, встав, подошел к гардеробу.

Вынув оттуда синий шелковый халат, он вновь направился кжене. Уитни просунула руки в рукава и стояла, как кукла, пока Клейтон завязывалпояс халата. Не говоря ни слова, он подхватил ее на руки и понес к низкомустолику, где стоял поднос с ужином. Опустившись в кресло, он усадил жену себена колени и снял крышку с первого блюда. Уитни поняла, что он хочетсобственноручно кормить ее. Нет, этого она не вынесет!

— Не надо, — тихо запротестовала она, обнимая мужа и прячалицо у него на груди. — Прошу тебя, не делай этого! Просто поговори со мной!Пожалуйста, поговори!

— Не могу, — выдохнул Клейтон, задыхаясь. — Не могу найтислов.

Мучительная тоска в его голосе была такой безнадежной, что уУитни из глаз брызнули слезы.

— Зато я могу, — захлебываясь слезами, выдавила она. — Тысам научил меня им: я люблю тебя. Я люблю тебя.

Клейтон провел пальцами по роскошным каштаново-рыжеватымпрядям и бережно взял в ладони прекрасное лицо.

— Я люблю тебя, — отозвался он хрипло. — Боже! Как я люблютебя!

Стрелки на часах из позолоченной бронзы показывали ужеполовину второго. Клейтон нежно смотрел на спящую в его объятиях жену:растрепанная головка доверчиво покоилась на широкой мужской груди. Осторожноотведя локон со щеки Уитни, Клейтон прижал ее к себе и коснулся поцелуем лба.

— Я люблю тебя, — тихо сказал он, хотя знал, что Уитни спити не слышит. Но ему необходимо было снова и снова повторять эти слова.

Он произносил их в душе каждый раз, припадая губами к еевлажному рту в жадной потребности или с невыразимой нежностью.

— Я люблю тебя.

Эти слова пело его сердце, когда она извивалась под ним играциозно выгибалась, чтобы встретить каждый толчок, каждую ласку. Мелодия этихслов, ни на секунду не прерываясь, взмывала крещендо в те мгновения, когда онвел Уитни к невообразимым высотам экстаза и там присоединялся к ней.