Не теряя ни секунды, Людовик взял ситуацию в свои руки. "Он приказал Монсеньёру коннетаблю: Бери всех людей какие у тебя под рукой, и отправляйся в такое-то и такое-то место, ибо, если они [враги] нападают, то они сделают это оттуда. Тем кто слышал его слова, и видел его лик, казалось, что это государь великой добродетели и великого смысла, и что в другие времена он неоднократно бывал в таких делах". Однако вскоре оказалось, что это была ложная тревога, и Людовик вернулся в свои апартаменты. Но без сомнения, он почувствовал облегчение, ведь если бы льежцы действительно атаковали и добились бы хоть малейшего успеха, герцог Бургундский не преминул бы обвинить в этом короля. В тот день, когда они приблизились к Льежу, у ворот были замечены люди в королевских ливреях по французскими знаменами, кричавшие "Vive le roi!" Не сомневаясь в том, что лучше быть в пределах досягаемости на случай дальнейших недоразумений, король на следующее утро переехал в скромное жилище на окраине, недалеко от дома герцога Карла. Сотня лучников из его шотландской гвардии и некоторые жандармы графа де Сен-Поля были размещены в соседней деревне. Однако Людовик не сразу понял, что снова вызвал подозрения Карла. Герцог опасался, что король может войти в город, чтобы помочь его защитникам, или что он может бежать, прежде чем Льеж будет взят, или даже что он может попытаться что-то сделать против него теперь, когда он разместился в двух шагах от его покоев. Поэтому Карл Бургундский разместил 300 латников, "цвет своей армии", в огромном сарае между королевскими и герцогскими апартаментами, и Людовик мог видеть, что через отверстия, проделанные в стенах здания, они наблюдают за ним.

За исключением нескольких безобидных стычек, все было спокойно в течение дня и ночи пятницы 28 октября; однако ни король, ни герцог не собирались разоружаться. На следующий день большинство мужчин, женщин и детей бежали из Льежа через восточные ворота в поисках убежища в Германии или в дебрях Арденн. Погода резко испортилась, начался ледяной дождь. Многие горожане умерли от холода, голода и истощения. Другие были убиты местными дворянами, третьи попали в плен или утонули в реке Мез. Вечером Карл Бургундский приказал своим людям, включая 300 солдат, которых он разместил в амбаре, снять доспехи, чтобы они могли отдохнуть перед штурмом. Герцог сам подал пример, но король, похоже, так и не снял свою бригандину.

Незадолго до десяти часов вечера король был разбужен шумом и звуками битвы, когда группа вооруженных людей попыталась ворваться в его дом. У дверей и окон его шотландцы доблестно сопротивлялись незваным гостям, с которыми они вели рукопашный бой. Вскоре темноту развеял огонь факелов. Раздались крики "Бургундия! "Бургундия!", "Да здравствует король!" и "Убить!" Однако шотландцы успели занять свои места, чтобы использовать свои луки, и в ночи на нападавших обрушился ливень стрел. Через несколько минут король оказался снаружи в свете факелов. Шотландцам удалось обратить нападавших в бегство с помощью королевских стрелков, на земле вокруг лежали убитые и раненые, а 300 бургундцев, размещенных в амбаре, разбегались во все стороны. Окруженный своей охраной, Людовик отправился к герцогу Карлу. Его апартаменты также подверглись нападению. Нападавшие проникли в кухню и добрались до лестницы прежде, чем герцогские лучники смогли их отразить.

Оказалось, что два отряда из примерно 700 льежцев, нацепивших бургундские знаки отличия, предприняли эту самоубийственную атаку в надежде убить или захватить герцога и короля. Если бы некоторые из них не совершили ошибку, просунув свои пики через отверстия в сарае, и не убили одного или двух слуг в небольшом здании по соседству, тревога не была бы поднята. Они были очень близко к успеху!

91

Когда король объявил о подписании договора, эта новость вызвала взрыв радости в Париже, Амьене и других городах. Начали звонить церковные колокола, священники проводили процессии и пели Te Deum. На улицах зажигали костры, а зажиточные люди выставляли столы со снедью, за которыми их соседи могли досыта есть и пить. Однако вскоре после этого по королевству поползли слухи о том, что Людовик XI был заключен в тюрьму или даже убит. В панике некоторые из его пикардийских капитанов явились в Совет тридцати шести в Париже, чтобы спросить, что им делать. Под председательством графов де Фуа и де Дюнуа Совет, заседавший дважды в день, делал все возможное, чтобы правительство продолжало нормально функционировать. В столице даже поговаривали, что брат короля снова разжигает смуту, и эти новости, дополненные сообщением о морской экспедиции, организованной англичанами, только усилили общую тревогу. К счастью, английский флот вскоре убрался в своих порты, и, если у него и была такая возможность, брат Людовика, очевидно, не счел нужным ею воспользоваться.

В городе Орийак, где у герцога Немурского было несколько сторонников, один торговец отличился тем, что кричал на улицах: "Идите и проведайте своего короля! Он мертв или в плену!" Сам герцог Немурский, узнав, что король находится в плену у бургундцев, послал гонцов в Перон, чтобы получить свою долю добычи. По возвращении, когда ему сказали, что король, теперь свободен и возвращается во Францию, Жак д'Арманьяк воскликнул: "Что это такое? Неужели дьявол сохранил ему жизнь? Неужели мы никогда не увидим конца нашим бедам?"

92

В субботу 19 ноября королевские глашатаи обнародовали на площадях столицы мир, подписанный королем и герцогом Бургундским. В тот же день было провозглашено, что никто не должен говорить ничего "в укор этому господину [Карлу Бургундскому], будь то устно, письменно, знаками, картинами, рондо, балладами, виршами, клеветническими пасквилями, шансон де жест или иным образом". Еще 19 числа королевские комиссары взяли на себя ответственность собрать всех "сорокопутов, соек, сов в клетках или содержащихся иным образом" в Париже и доставить их к королю, который записал имена их владельцев и слова, которым этих птиц научили говорить (например, "Вор! Мерзавец! Сын шлюхи! Бей его! Перретта, налей мне выпить!").

93

Использование клеток не было новшеством. Поскольку в то время побеги случались довольно часто, важных заключенных в качестве меры безопасности помещали на ночь в железные клетки. Филипп де Коммин, который сам был подвергнут такому режиму заключения в течение пяти месяцев после смерти Людовика, говорит о своем пребывании в тюрьме с горечью, но без жалоб на эту практику.

94

В его кампании против графа д'Арманьяка Людовику помогал его друг граф Уорик — по крайней мере, согласно истории, детали которой кажутся очень убедительными, рассказанной через много лет после смерти короля англичанином по имени Джон Бун, в то время находившимся в заключении во Франции. В конце 1468