76

Панигарола прекрасно понимал, чем чревато для короля настаивание на том, чтобы сделать все самому. Стремясь изучить французские военные методы, он вместе со своим другом миланским рыцарем наблюдал за приготовлениями на фронте, когда "вражеский снаряд прошел очень близко от меня и сильно напугал меня…". Его друг рассмеялся, "потому что он был дальше от пролета ядра, чем я. Мы решили не подходить ближе".

77

Днем 16 января, узнав, что эмиссары из Руана вернулись, Людовик решил, что неплохо было бы напомнить им о величии короны. Послы вошли в комнату, стены которой были увешаны богатыми шелковыми тканями. "В окружении советников, сеньоров и высших магистратов" король сидел "на стуле, установленном на платформе, затянутой золотой тканью […] над которой возвышался золотой балдахин". Посланники, "стоя на коленях на полу с непокрытой головой, смиренно заявили […] что город наделил их всеми полномочиями признать Его Величество своим законным суверенным государем […] и просить его проявить к жителем свою благорасположенность".

"Король утешил их, призвал их оставаться в хорошем настроении и сказал им, что он будет жить и умрет вместе с ними. Затем канцлер, преклонив колени у ног Его Величества, чин за чином принимал присягу послов". "И, — продолжает Панигарола в своем докладе своему господину, — если бы Ваше Высочество услышали, как король жонглирует статьями и оговорками [тонкости юридической церемонии], вы бы приняли его не только за юриста, но и за одного из тех императоров, которые устанавливают и вводят законы…"

78

В Онфлёре произошла небольшая сцена разочарования, когда Франциск и Карл начали осознавать, насколько глупо они поступили. Обсуждение вопроса об апанаже ни к чему не привело; Карл был так напуган, что думал только о побеге; что касается Франциска II, то теперь, когда его гнев на Карла угас и сменился страхом перед королем, он начал задаваться вопросом, какой демон побудил его ввязаться в такую передрягу. Наконец, нервы Карла сдали, и, сев на корабль, который один из его слуг приготовил для этой цели, он послал Франциску весть, что собирается искать убежища у графа де Шароле. Когда корабль был готов к отплытию, Франциск уговорил Карла на последнюю беседу. Карл неохотно согласился, и оба герцога так увлеченно дискутировали, что не заметили, как море отступило, оставив корабль на мели до следующего прилива. Затем, похоже, пришло известие, что король Франции, чьи поначалу немногочисленные посланники вскоре превратились в сплошной поток, идет на Онфлёр, чтобы захватить их. В панике Карл и Франциск немедленно вскочили на коней, чтобы укрыться в Кане.

79

Однако его поклонение Богу не простиралось до того, чтобы заставить его уважать Его земных слуг. Давая Панигароле совет передать герцогу Милана дипломатическую депешу, он заявил, что "считает необходимым, чтобы в этот проект были включены некоторые священники, монахи или прелаты, потому что без них, кажется, никогда не может быть вероломства или обмана среди сеньоров, так же как ни один мошеннический акт не возможен без их вмешательства".

80

В декабре 1466 года король писал жителям Лиона: "Нас предупредили, что по случаю того, что из нашего королевства подобает привозить и вывозить золотые и шелковые ткани, ежегодно из него вытягивается сумма от 4.000 до 5.000 золотых экю или около того, что наносит большой ущерб нам и общественному делу. И по той причине, что мы были предупреждены о том, что было бы очень возможно и легко ввести искусство изготовления упомянутых золотых и шелковых тканей в нашем королевстве, и особенно в нашем городе Лионе, в котором с помощью некоторых лиц это искусство, как сказано, уже осуществляется, мы, для того, чтобы устранить большую утрату золота и серебра, которая ежегодно производится в нашем королевстве из-за упомянутых золотых и шелковых тканей и вещей, которые от них зависят, и учитывая большое благо, которое может произойти от упомянутого общественного дела, и особенно для нашего упомянутого города Лиона и всей окружающей страны […] Мы приказали, чтобы искусство изготовления золотых и шелковых тканей было поставлено во главу угла и практиковалось в упомянутом городе Лионе, и по этой причине пригласить сюда мужчин и женщин, опытных в этом искусстве. И нам советуют, учитывая, что это почетное и честное дело, которым могут законно заниматься мужчины и женщины всех состояний, что 10.000 человек, как из упомянутого города, так и из окрестностей, и как церковники, так и дворяне, верующие женщины и другие, которые в настоящее время бездельничают, будут иметь там честное и прибыльное занятие. Но это дело нельзя запустить без каких-либо затрат. По этой причине […] мы приказали и уполномочили нашей жалованной грамотой вложить в упомянутом городе Лионе на год, который начнется в первый день следующего января (1467), сумму в 2.000 турских ливров, которая будет использована для оплаты и заработной платы, которую будет уместно выдать упомянутым рабочим и работницам…". Однако жители Лиона не были готовы, как их государь, к принятию новых методов, и через несколько лет Людовику пришлось принять различные меры, чтобы спасти свой эксперимент.

81

Графу также были предоставлены все полномочия для ведения дел с графом де Шароле, которого он встретил в Булони. Но у обоих были слишком высокомерные характеры, чтобы ужиться друг с другом, и вскоре они отказались от переговоров.

82

Хотя Нидерланды были лучшими клиентами Англии, англичане так и не простили Филиппу Доброму того, что он бросил их в 1435 году ради заключения мира с Францией, а затем запретил ввоз тканей из Англии; кроме того, они знали, что граф де Шароле дал убежище герцогам Сомерсету и Эксетеру, двум ланкастерским беженцам.

83

Изгнанная королева, которая жила лишь надеждой на месть, поселилась со своим сыном и жалким маленьким двором в отцовском герцогстве Бар, а несчастный Генрих VI, который был схвачен в 1465 году во время скитаний по северу Англии, почти без сопровождения, теперь томился в лондонском Тауэре.

84

В январе 1467 года Людовик уже рассматривал возможность примирения Уорика и Дома Ланкастеров. В первых числах месяца он отправился в паломничество со своим кузеном герцогом Иоанном Калабрийским. Когда они остановились перекусить, Людовик завел совершенно безобидный разговор об охоте, его любимом занятии. Затем, позабавившись тем, что вызвал гнев своего собеседника, восхваляя достоинства маршала Бургундии, большого врага герцога, он неожиданно перевел разговор