слышишь?

– Это ваше право, – печально пожал плечами Чжи Мон. – Однако это ничего не изменит. И не избавит вас от потерь.

***

Вот только терять ему больше было некого.

Осталось потерять себя самого.

Поэтому, когда евнух известил Ван Со о том, что в спальне его ожидает императрица, он лишь на мгновение закрыл глаза, выдохнул – и вошёл в покои жены.

Ён Хва сидела на кровати с самодовольной улыбкой, и не было сомнений в том, какое решение она приняла.

Подойдя к спущенному полупрозрачному пологу, Ван Со разлепил спёкшиеся губы:

– Ты уверена?

– Уверена, – победно пропела змея, леденящей петлёй обвиваясь вокруг его горла.

Вот и всё.

Хэ Су была права.

Нечего терять. Нечего беречь. Нечего спасать.

Игнорируя надрывающийся в душе светлый голос, который, рыдая, умолял его одуматься, Ван Со заставил себя не слышать, как в висках болью пульсирует имя Хэ Су, и кивнул в ответ императрице.

Шагнув к кровати, он откинул шёлковый полог, попав в пятно света, – и Ён Хва, не сдержавшись, ахнула.

Ван Со пришёл к ней с открытым чистым лицом – без грима, скрывающего шрам. И сделал это намеренно.

Он слишком хорошо помнил её вскрик, когда снял маску на дне рождения Ына. В его сознании помимо прочих пощёчин в тот день застряло занозой и то, как Ён Хва, мигом растеряв свое хвалёное достоинство и умение держаться на людях, закрыла рот рукой и отвернулась, лишь бы не видеть это уродство, не осязать его даже взглядом. Позже, когда Ван Со научился скрывать шрам благодаря Хэ Су, принцесса, видимо, привыкла и уже без содрогания смотрела ему в лицо.

Хотя без содрогания – мало сказано. Он вспомнил, с какой алчностью, нет, хуже – с откровенным вожделением взирала на него императрица в день свадьбы и их несостоявшуюся брачную ночь. И всякий раз, стоило только Ван Со испачкаться об этот взгляд, как его передёргивало от отвращения. Ён Хва даже не пыталась скрыть свой голод. Вопрос был только в том, что это – голод женщины, жаждущей мужчину, или принцессы, желающей стать императрицей.

Её мечта сбылась: она села на трон. А взгляд не изменился.

Что ж, значит это простая похоть. Тогда пусть попробует утолить её с таким мужчиной, от которого раньше с ужасом отворачивалась.

Ван Со в одно мгновение преодолел оставшееся крохотное расстояние между ними и навис над императрицей так, что отступать и сбегать ей было некуда: она оказалась зажатой между ним и кроватью. Со злорадной усмешкой он приблизил к ней своё обезображенное лицо, зная, что от нервного напряжения и выпитого вина набухший шрам алел и выделялся ещё сильнее, подчёркнуто уродуя его.

Ён Хва рвалась за него замуж? Говорила, что любит? Неприкрыто вожделела его? В таком случае пусть принимает его таким, какой он есть, со всеми его шрамами на сердце и на теле.

Впрочем, в сердце он никогда её не пустит. А тело… она желала сама. Вот пусть теперь наслаждается.

– Раздевайся! – сухо потребовал Ван Со.

– Что? – потрясённо прошептала Ён Хва, видимо, ожидая несколько иного развития событий.

– Я сказал – раздевайся, – повторил император, не двигаясь с места и глядя сквозь неё.

Он не показывал вида, но его тошнило от всей этой ситуации и особенно – от запаха пионов, которыми была заставлена спальня его супруги. Хотя дышать получалось – и в этом был плюс. Однако он лишний раз не притронется к этой женщине, которая, покраснев от злости и унижения, принялась неловко развязывать ленточки на ханбоке: император не отступил ни на шаг, нарочно создав ей дополнительное неудобство.

Ён Хва медлила, путаясь в завязках, а Ван Со пошатывало, голова кружилась, и он ждал, сцепив зубы и то и дело сглатывая подступающую к горлу дурноту.

И даже вид холёного безупречного тела не заставил дрогнуть ни одну струну в его душе. Он не хотел касаться императрицы. Ему это было до омерзения противно. И он долго стоял, вынуждая себя протянуть руку к собственной жене, а та покрылась пятнами стыда под его равнодушным немигающим взглядом.

Наконец, толкнув её на постель небрежным, если не сказать гадливым жестом, словно перед ним была не императрица, а убогая кисэн, Ван Со закрыл глаза: так было легче справляться с тошнотой и отвращением к себе.

Хотя сейчас его главная проблема – дурнота. А с отвращением – увы! – придётся жить дальше.

И с грузом предательства тоже.

Всё закончилось гораздо быстрее, чем ожидала Ён Хва и думал Ван Со.

Поскольку сам он оставался практически одетым, то встал с кровати и покинул императрицу сразу же, даже не оглянувшись. Он и так знал, с каким лицом смотрит ему вслед женщина, униженная его подчёркнутым безразличием и грубостью, граничившей с жестокостью. Он сделал всё, чтобы ей было больно и мерзко. Её слёзы и крики стали тому подтверждением.

А Ван Со было на это наплевать.

Разве между ними шла речь о ласке и любви? Отнюдь. Свою часть сделки он выполнил. Если, конечно, Ён Хва понесёт после этой ночи. А нет – значит, выполнит позже. Но как только придворный лекарь сообщит ему о положительном результате, свой аппетит императрице придётся умерить. Он и пальцем её не коснётся!

Выйдя в коридор, Ван Со напоролся на удивлённый взгляд евнуха, который тут же согнулся в поклоне, как и кучка служанок за его спиной.

Слишком быстро? Что ж…

Ван Со кивком указал им на приоткрытую дверь – займитесь императрицей! – и с каменным лицом прошёл мимо. Однако стоило ему остаться одному, как он скривился и, привалившись к стене, сполз на пол, заглушая хриплый стон прижатыми к лицу трясущимися ладонями.

Как же он себя ненавидел!

Он чувствовал себя так, словно вывалялся в грязи, перемешанной с конским навозом, и отчаянно хотел содрать одежду вместе с собственной кожей, впитавшей запах измены напополам с тошнотворными благовониями Ён Хвы и увядшими пионами!

Ван Со сидел, уткнувшись во влажные ладони, поневоле дыша этим смрадом, задыхаясь от него, и хватал ртом воздух, заставляя себя собраться. Единственное, о чём он мог думать сейчас, – ему нужно в купальню! Всего ничего – дойти до Дамивона и рухнуть в воду, чтобы очиститься от скверны прикосновений к императрице. И чем скорее, тем лучше.

Подгоняемый этой спасительной мыслью, он кое-как поднялся и устремился в Дамивон.

Ван Со не учёл одного: не только он пытался