и не прислушиваться…

Чёрт. Зачем я об этом подумала? Теперь уже никак не перестать концентрировать слух на бешеном стуке его сердца.

Парню совсем немного осталось до приступа. Совсем чуть-чуть.

— И фотографии, — продолжает Рэм, словно я подаю хоть какой-то сигнал заинтересованности в диалоге. — Смотри!

Разворачивает ко мне яркой стороной маленький квадрат. Даже на расстоянии хорошо вижу двух детей на руках у мужчины. Новорождённые, наверное. Ну, или пару недель от роду.

— Это я, — говорит Рэм, указывая на свёрток в голубом одеяле. — А это…

Переводит палец на свёрток в розовом. Молчит. От меня ждёт догадок? Не знаю, что говорить, поэтому качаю головой.

— Это девочка, — сообщает Рэм шёпотом. — Вот эта.

Снова берёт бирку. Теперь она в одной руке, а в другой — фото.

— У меня там всё зависло, — сообщает Тай за моей спиной. — Игра не запускается дальше меню!

Протискивается в комнату, пихая меня в бок, так как я загородила собой дверной проём. Глядит на Рэма долго, затем на меня.

— Что за картина маслом? — спрашивает. — И почему нестерпимо воняет псиной?

— У него собака была лет шесть назад, — говорю я. От шокированного Рэма сейчас всё равно никакой пользы. — И, похоже, сестра, о которой он знать не знал.

— Ого! — удивление Тая нельзя назвать наигранным. — Это как?

Подходит к Рэму, садится рядом. Из нас двоих мой младший брат всегда был более открыт к окружающим, поэтому ему хватает раскованности — (и не хватает ума, чтобы этого не делать) — взять коробку, переложить её себе на колени и начать в ней по-хозяйски копошиться.

— Чувак, тебе бы с предками поговорить, — Тай вытряхивает содержимое чёрного целлофанового пакета в коробку. Фотографии мешаются с собачьим игрушками. — Это, типа, не круто!

— У меня только папа, — заторможено, как под гипнозом, произносит Рэм.

Я вижу, как дрожат держащие бирку и фотографию пальцы. Лицо побелело, даже губы. Парень здоров как бык, но сейчас выглядит так, словно может рухнуть даже от лёгкого дуновения ветерка.

— Это прям как в том фильме! — Восторг в голосе Тая — это не неуважение, а искреннее непонимание того, что в некоторых ситуациях нужно быть более тактичным.

Я тоже этого не понимаю. Такт не заложен в наших генах, но некоторые оборотни приобретают его, когда начинают больше общаться с людьми или сталкиваются с чем-то вроде ответственности, например, становясь альфой.

— Помнишь, Боунс нам показывал? — спрашивает брат у меня, поднимая глаза. Я киваю. — А что, если твоя сестра сейчас какой-нибудь суперзлодей, и тебе теперь придётся вступить с ней в финальную схватку!

— Ерунда, — сразу говорю я. Рот бы ему закрыть, пока чего лишнего ещё не ляпнул и не довёл парня до обморока. — Это и каждое твоё следующее предложение, я уверена. Пошли.

Тай со вздохом отдаёт коробку Рэму. Встаёт с кровати. Я пропускаю его первым покинуть комнату и двинуться на выход из квартиры.

— Стойте! Не уходите.

Скрипит кровать, когда Рэм поднимается с неё в одно резкое движение. Нагоняет нас в коридоре обувающимися. Всё ещё держит в руках коробку, и теперь он весь насквозь пропах шерстью и кофе. Меня начинает подташнивать.

— Тебе нужно побыть одному, — говорю я. — А мы и без тебя справимся.

— Нет! — категоричен. Чуть ли не кричит. — Я не… Только не говорите никому, ладно? Я хочу сам во всём разобраться.

— Да кому мы скажем? — прыскаю я и одновременно с этим слышу Таевское:

— Я — могила! Но что, если нам удастся случайно узнать, кто твоя сестра?

Рэма случайное откровение Тая заинтересовывает.

— Каким образом? — интересуется он.

— Это не сработает, — сразу заверяю я. — Потому что это поиск как розыск пропавших без вести, а не как тех, кого ты в жизни не видел.

Надежда в глазах Рэма угасает.

— Расценивай это как хорошую новость, преподнесённую крайне неожиданным способом, — произносит Тай. Подходит к Рэму и хлопает его пятернёй по груди. — Главное, чтобы она не оказалась жадной до власти эгоисткой и не лишила бы тебя твоего звёздного часа в качестве альфы.

— Сейчас получишь, — угрожающе отрезаю я.

— И всё же можете подождать меня на улице? — спрашивает Рэм чуть дрожащим голосом. — Папа всё равно сегодня на сутках, и я… во-первых, не хочу встречать Новый год один, а во-вторых мне надо отвлечься чем-нибудь до его прихода и нашего с ним разговора.

Я сдаюсь. Не знаю, что сыграло большую роль: умоляющий взгляд Рэма, Тай, который раньше меня сказал «Без проблем!» или тот факт, что спокойные будни парня из кофейни своей находкой разрушила именно я, но в итоге мы всё-таки ждём Рэма у подъезда, а затем садимся в его машину, которой оказывается еле «живая» старенькая иномарка, и едем за жилую черту города туда, где, как Таю сказал Олик, и скрывается Магдалена со своими приспешниками.

Выезжая на шоссе, начинающееся из центральной дороги города и тянущееся вдоль всей лесополосы, мы делимся: Рэм остаётся в машине, чтобы ездить по шоссе и осматривать местность поверхностно, а мы с Таем бежим вглубь лесных насаждений. В итоге, к счастью для неё самой, Магдалену первой находит Тай.

Они и правда тестировали какое-то оружие, правда, когда к месту их временного сбора прихожу я, все вещи уже собраны по мешкам. Единственное, что выдаёт их — витающий в воздухе запах пороха.

— Что вы здесь делаете? — строго спрашиваю я.

Нужно быть увереннее. Нужно спрашивать так, словно у них есть только два варианта: ответить мне честно или умереть.

Молчание. Спровоцированное страхом или неуважением — сказать сложно. С одной стороны виноватые взгляды троих оборотней, а с другой — непроницаемое лицо Магдалены и её скрещенные на груди руки.

— Я не хочу, чтобы наши отношения продолжали быть такими, — продолжаю я. — Как мы можем рассчитывать на перемирие с людьми, если его нет даже внутри нашей стаи?

— Нам не нужно перемирие, — заявляет Магдалена. — Нам нужна…

— Месть? — усмешка сама появляется на губах. Лицо Магдалены вытягивается. — Месть за моего отца? За то, что вам пришлось убить его, когда он предпочёл человека членам своей стаи?

Я буквально цитирую то, что прокручивала в голове последние несколько лет. Слова, сказанные самой Магдаленой в день, когда она и ещё несколько взбунтовавшихся напали на папу.

— Тебе известны законы, по которым мы живём, — сообщает Магдалена. — Убийство, которым карается предательство, считается вынужденной мерой и не является преступлением.

Я внимательно рассматриваю Магдалену и троих её ближайших соратников, выглядящих не такими уверенными в своей правоте, как их негласный лидер. Вспоминаю отца, плачущего над его телом Тая и момент, когда брат ушёл