Оба не смогли дотянуть до дома. Он занес сундук в сосны и сел на него. Татьяна устроилась у него на коленях.

– Только не кричи слишком громко, – предупредил он, насаживая ее на себя и целуя.

Много позже он добавил:

– Это все равно что просить тебя скинуть веснушки на день-другой.

Днем к ним пожаловали все четыре старушки. Новобрачные играли в футбол. Татьяна только что отобрала у мужа мяч и с визгом старалась удержать его, пока Александр изощрялся, чтобы увести мяч из-под ног жены. Он подхватил и прижал к себе вопящую Татьяну. На нем были только трусы. На ней – его полосатая безрукавка и трусики.

Разгоряченная Татьяна поспешно загородила Александра от любопытных глаз.

– Скажи им… нет, я сам, – пробормотал он, сжимая ее плечи, и прежде, чем она успела издать хотя бы звук, вышел вперед, шагнул к ним, огромный, полуголый и неумолимый. – На будущее, дамы, постарайтесь подождать, пока мы сами к вам придем.

– Шура, – умоляла Татьяна, – пойди оденься.

– Иначе футбол может оказаться самым невинным из того, что вы увидите, – заявил Александр ошеломленным женщинам, прежде чем зайти в дом.

Вернувшись, он сообщил Татьяне, что идет в деревню раздобыть льда и топор.

– Что за странное сочетание? – удивилась она. – И где ты летом возьмешь лед?

– На рыбозаводе. Они же морозят рыбу, верно?

– А топор?

– У славного старика Егора, – ответил на ходу Александр, посылая ей воздушный поцелуй.

– Возвращайся скорее! – крикнула она.

Наира поспешно извинилась. Дуся бормотала молитву. Раиса тряслась. Аксинья послала Татьяне сияющую улыбку. Татьяна пригласила их выпить кваса.

– Заходите. Увидите, как чисто Шура вымел полы. И починил дверь. Помните, верхняя петля была сломана?

Женщины огляделись.

– Танечка, – нервно заметила Наира, – но здесь сидеть не на чем!

Аксинья хихикнула. Дуся перекрестилась.

– Ну почему же? Есть сундук. Шура пообещал сколотить скамью. Я принесу бабушкину швейную машинку со столиком, так что обойдемся.

– Но как?..

– Да оставь ты девочку в покое, – оборвала Аксинья.

Дуся злобно уставилась на смятые простыни на лежанке. Татьяна невольно улыбнулась. Опять Александр прав: удобнее приходить к ним, чем терпеть эти набеги.

Она спросила, в какое время лучше прийти к ужину.

– Сегодня, разумеется, – ответила Наира. – Отпразднуем вашу свадьбу. И приходите каждый вечер. Здесь и обедать-то невозможно: ни присесть, ни сготовить. С голоду умрете. Так что будете ужинать у нас. Мы ведь не слишком многого просим…

– Слишком! – отрезал Александр, вернувшийся хоть и без льда (обещали завтра), зато с топором, молотком, гвоздями, пилой, доской и примусом. – Я женился на тебе не для того, чтобы бегать к ним каждый вечер. Так ты пригласила их в дом? – Он рассмеялся. – Да ты у меня храбрая! Застелила хотя бы перед этим постель?

Он рассмеялся еще громче. Татьяна, присев на приступку, покачала головой:

– Ты просто невозможен.

– Да ну? И ни на какой ужин я не пойду. Уж лучше бы ты пригласила их потом, на вечерний водевиль…

– Водевиль?

– Не важно, я не то хотел сказать.

Он уронил инструменты на пол и выпрямился.

– Пригласи их развлечься. Давай! Я буду любить тебя, а они могут ходить вокруг печи, неодобрительно прищелкивая языками. Наира скажет: ай-ай-ай, говорила же я, гуляй с Вовой. Мой Вова делает это лучше. Раису будет так трясти, что она прикусит язык. Дуся будет повторять: о Иисусе, спаси ее от ужасов брачной постели. Аксинья скажет…

– Погоди, вот расскажу всей деревне об ужасах, – пригрозила Татьяна.

Но Александр отмахнулся и пошел купаться.

Татьяна привела в порядок избу, застелила постель и разожгла примус, чтобы вскипятить чай. Вбежавший Александр снял мокрые трусы и подступил к ней. Сердце Татьяны мгновенно растаяло. Он подтолкнул ее ногой.

– Ну что?

– Ничего, – поспешно буркнула она, поворачиваясь к чайнику.

Но Александр снова подтолкнул ее… а она так хотела взглянуть на него.

Насладиться его вкусом…

Преодолев свою застенчивость, Татьяна встала на колени перед Александром и нежно сжала его ладонями.

– Неужели все мужчины так красивы? Или ты один?

– Разумеется, я один. Все остальные – отвратительны, – широко улыбнулся Александр, поднимая ее. – Пол слишком твердый.

– А в Америке бывают ковры?

– Еще какие! От стены до стены.

– Дай-ка мне подушку, Шура, – шепнула она.

Они все-таки пошли ужинать к Наире. Татьяна готовила, пока Александр чинил сломанный забор. Появились Вова и Зоя, очевидно, сбитые с толку жестоким ударом судьбы, разрушившим их надежды и позволившим маленькой, непритязательной, невинной Тане стать женой офицера.

Татьяна заметила, что все наблюдают за каждым их движением и каждым словом. Поэтому, накладывая еду Александру, она старалась не смотреть на него: все тело пульсировало сладостными воспоминаниями, и она боялась, что присутствующие это поймут.

После ужина Александр не просил никого помочь ей. Сам принялся убирать со стола, а когда они мыли посуду, повернул ее лицом к себе и сказал:

– Таня, никогда больше не отворачивайся от меня. Теперь ты моя, и каждый раз, глядя на тебя, я должен видеть это в твоих глазах.

Татьяна обожающе уставилась на него.

– Именно так, – шепнул он, целуя ее. Их руки переплелись в теплой мыльной воде.

13

На следующий, безмятежный, день Александр, обнаженный до пояса и босой, возился с ведрами, а Татьяна нетерпеливо подпрыгивала рядом, требуя объяснить, что все это значит. Только сейчас до него дошло, что она не слишком любит сюрпризы. Ей хотелось знать все сразу и с самого начала. Наконец ему пришлось встать, взять ее за плечи и увести, попросив при этом пойти и чем-нибудь заняться: английским, чтением, стряпней – словом, чем угодно, лишь бы не приставать к нему в течение двадцати минут.

Бесполезно. Татьяна переминалась с ноги на ногу, то и дело перегибаясь через его плечо, чтобы лучше видеть.

Александр положил в маленькое ведерко молоко, сливки, сахар и яйца и быстро смешал.

Татьяна подняла блузку и потерлась грудями о его голую спину.

– Хм-м-м, – рассеянно пробормотал он, – хорошо бы еще сюда немного черники.

Татьяна, радуясь, что может помочь, помчалась собирать ягоды. Наполнив большее ведро льдом и каменной солью, Александр вставил туда маленькое и стал размешивать его содержимое длинной мутовкой.