3. Палата депутатов состояла из 597 человек (позже из 610). Их выбирали от округов (arrondissements)[304] голосованием всех взрослых граждан-мужчин и переизбирали каждые четыре года. Президент республики мог распустить эту палату и назначить досрочные выборы всего состава ее депутатов, но только после того, как добился бы согласия сената. Палата депутатов, разумеется, была главной движущей силой системы управления Францией. Она имела право вносить законопроекты, и кабинет министров, против которого она проголосовала, был обязан немедленно подать в отставку. Согласно закону ее члены (разумеется, вместе с сенаторами) должны были ежегодно собираться на сессию в январе и заседать минимум пять месяцев. Президент мог при желании прервать ее работу, но только на один месяц. А если он считал необходимым объявить осадное (то есть военное) положение, обе палаты должны были почти немедленно собраться на заседание, чтобы предотвратить возможный государственный переворот.

Таким образом, законы 1875 г. создали ситуацию, когда фактически самой влиятельной политической силой во Франции была палата депутатов. Один компетентный автор мудро написал: «То, что исполнительная и законодательная власти отделены одна от другой, только видимость. Фактически всю власть имеют палаты, в особенности палата депутатов, которая самым непосредственным образом представляет страну»[305]. И поэтому можно сказать, что Франция с того времени стала чисто парламентским государством. После этого детали ее государственной системы менялись, но неизменным оставался демократический дух этой системы, который она восприняла от британской палаты общин.

Конституционное собрание прервало свою работу 31 декабря 1875 г. Выборы в новый сенат и новую палату депутатов прошли в начале 1876 г. Благодаря более сложной процедуре голосования и назначению пожизненных сенаторов монархисты получили в сенате лишь незначительное большинство. Но все старания их министров не смогли помешать новому появлению республиканского большинства в нижней палате (оно составляло примерно 200 человек). Мак-Магон был вынужден смириться и, отвечая на требования народа, назначить новый кабинет министров из республиканцев.

Однако монархисты вовсе не были готовы выйти из игры. Клерикалы, которые окончательно потеряли надежду на французскую интервенцию в Рим для восстановления папского государства, теперь использовали все свое влияние в пользу монархистов.

Новые министры-республиканцы предложили проекты нескольких законов, которые ослабили бы контроль церкви над образованием. Клерикалы нанесли ответный удар – направили Мак-Магону торжественную петицию, в которой просили его поддержать папу против правительства Италии. Вслед за этим палата депутатов приняла постановление, осуждавшее агитацию, проводимую клерикалами. При его обсуждении Гамбетта произнес фразу, которая потом стала знаменитой и долго цитировалась во время каждого нового конфликта между французскими либералами и французскими священниками: «Клерикализм – вот наш враг!» Это решение привело к развязке. Монархисты были крайне встревожены. Они потеряли палату депутатов, а приближавшиеся муниципальные выборы могли нанести удар по их слабой власти над сенатом. Но президент по-прежнему был с ними, и они, используя свою власть над Мак-Магоном, убедили его сделать то, что позже стали называть «парламентским переворотом» 16 мая 1877 г.

Премьер-министром тогда был республиканец Жюль Симон. Лично он и Мак-Магон высоко ценили один другого. Утверждают, что однажды президент сказал Симону: «Как жаль, что вы настаиваете на том, чтобы управлять вместе с палатой. Если бы вы только согласились управлять без нее, дела пошли бы лучше, и я держал бы вас министром ровно столько времени, сколько сам бы оставался президентом». – «Я республиканец, – ответил Симон. – Я управляю вместе с парламентом и вместе с моей партией. Иначе я не был бы здесь». – «Я знаю это, – сказал маршал. – Очень жаль!» Однако теперь казалось, что все надежды монархистов рухнули, и папский нунций (то есть посол) сообщил президенту, что Ватикан разорвет дипломатические отношения с Францией, если в ней не сменится кабинет министров. И Мак-Магон перешел к решительным действиям. В знаменитый день 16 мая он прогнал Симона с должности и начал процедуру возвращения на этот пост герцога де Брольи, любимца монархистов и клерикалов. Разумеется, он сознательно вызвал этим недоверие к себе у большинства депутатов.

Теперь у Мак-Магона оставалась лишь одна возможность – обратиться к избирателям, если, конечно, он не был готов захватить власть силами армии. А он не был вполне уверен, что его позиции достаточно прочны для военного переворота. Однако он испробовал почти все, кроме применения грубой военной силы. Палата была распущена и выборы отложены на самый долгий возможный срок, чтобы можно было использовать все возможные уловки для привлечения голосов роялистов. По словам писателя и публициста Эдмона Абу, «вершиной мастерства кабинета Брольи было то, что этот кабинет за пять месяцев сосредоточил в своих руках всю ту деспотическую власть, которую имперский режим осуществлял восемнадцать лет».

Мак-Магон и Брольи совместно ставили везде на должности новых гражданских чиновников, чтобы иметь послушных помощников[306]. Они под любыми возможными предлогами подвергали преследованиям республиканские газеты, приостанавливали работу тех муниципальных советов, где большинство составляли республиканцы, и (подражая, на свою беду, Второй империи) представляли избирателям «официальных кандидатов». В своем официальном обращении к французам Мак-Магон заявил: «Мое правительство укажет вам среди кандидатов тех единственных, кто сможет пользоваться моим именем». В другом своем манифесте он провозгласил: «Это борьба между порядком и беспорядком, и вы проголосуете за тех кандидатов, которых рекомендую я».