Бацилла, передающаяся двумя путями, вызывает две разновидности чумы – бубонную и легочную. Основные переносчики бубонной чумы – блохи, которые с одинаковой легкостью заражают чумной палочкой семьдесят два вида животных, в том числе кроликов, зайцев, белок, прочих мелких грызунов, кошек, собак и, разумеется, крыс. Зараженных животных можно разделить на две группы: дикие, обитающие в природных популяциях на территории очагов инфекционного поражения и вследствие этого редко вступающие в контакт с человеком (именно они являются основными распространителями чумы в США), и синантропные, то есть связанные с человеком, грызуны – мыши и особенно крысы. Легочная чума распространяется от человека к человеку воздушно-капельным путем.

Вторая пандемия чумы, получившая название Черная смерть, волной захлестнула всю Европу, переместившись из Италии сначала на запад, а затем на север, на территорию Скандинавии и Балтики.

Стремительному распространению заболевания способствовало несколько причин. К XIV веку население Европы существенно увеличилось – подобного роста впоследствии не наблюдалось до XVIII столетия. Неурожаи в начале века привели к всеобщему недоеданию, существенно ослабив защитные способности человеческого организма. Считается также, что в XIII веке значительно возросло число черных крыс – до этого в Британии их не было вовсе. Однако же все эти теории не подкреплены документальными свидетельствами. Сохранилась единственная запись о причинах появления чумы, сделанная медицинским факультетом Парижского университета в 1348 году.

«…В 1345 году от Рождества Господа нашего, 20 марта, в час пополудни, наступила конъюнкция планет Сатурн, Юпитер и Марс в знаке Водолея.

Конъюнкция Сатурна и Юпитера предвещает смерть и несчастье.

Конъюнкция Марса и Юпитера предвещает моровое поветрие, поскольку теплый и влажный Юпитер извлекает ядовитые миазмы заразы из земли и воды, а горячий и сухой Марс воспламеняет заразу и превращает ее в бушующий пожар…»

В начале 1348 года чума пришла в Венецию и Пизу, а в марте докатилась до густонаселенной Флоренции, где мерли как мухи жители, которых великий Данте Алигьери, изгнанный за тридцать лет до того, презрительно обозвал волками. Черная смерть пронеслась по Южной Франции и, распространившись до самого севера страны, к июню достигла Центральной Испании, а затем подобралась к берегам Англии.

Питер Уилсон возвращался домой, в долину реки Авон; бацилла, занесенная в его кровь блошиным укусом, к тому времени проделала путь в семь тысяч миль, но смертоносности своей не утратила.

Вечером Уолтер Уилсон и его младший сын Питер приехали в Сарум и сразу же отправились в усадьбу Шокли.

Мэри Шокли умерла несколько лет назад, и усадьбу унаследовал ее племянник, Уильям, который жил в городе. Из пяти детей Джона Уилсона при усадьбе оставался только Уолтер. Несмотря на добросердечное отношение Шокли, Уилсоны продолжали ненавидеть своих хозяев.

Питер Уилсон был рад возвращению домой. Ни он сам, ни его родители о чуме не помышляли еще двое суток.

Впрочем, никто в Саруме об этом не помышлял, за исключением Жильбера де Годфруа.

Поначалу странное поведение рыцаря вызвало пересуды среди жителей Сарума, однако причиной ему служило письмо, полученное Жильбером в день возвращения Питера Уилсона из Крайстчерча. Письмо прислал торговец сукном, недавно прибывший в Лондон из Европы.

До Жильбера и раньше доходили слухи о страшном моровом поветрии, вспыхнувшем на юге Франции, но он не обращал на них внимания. В письме, однако же, говорилось следующее:

Зараза уже достигла Парижа и быстро движется на север за мной по пятам. Никто не знает, как от нее спастись. Говорят, она распространяется по воздуху, через дыхание больных. Некоторые не расстаются с пучками душистых трав и вдыхают их аромат, дабы не подпустить к себе хворь. На юге многие бегут из городов, где свирепствует мор, ищут спасения в деревнях. Наверняка ужасный недуг вскоре придет и в Англию. Запаситесь травами, держитесь подальше от города и горожан, наведите чистоту в доме и не покидайте его. Да, и лучше заблаговременно составить завещание…

Торговец сукном был давним знакомцем семейства де Годфруа, уважаемым человеком. Жильбер побеседовал с женой и немедленно занялся делами. Брусчатку во дворе манора подмели и отчистили щетками; полы в доме устлали свежим камышом, а мусорную кучу у дворовых построек сгрузили на телеги и вывезли в поле, за полмили от особняка. Кладовые заполнили запасами съестного, а в кухне, зале и спальнях расставили корзины душистых трав. Теперь семейство Годфруа могло полностью отгородиться от внешнего мира.

– Заразу порождает зловонный дух города и нечистое дыхание его обитателей, – объяснил Жильбер слугам.

Он пришел в деревню, осмотрел хижины вилланов и заставил жителей навести чистоту в помещениях и сжечь свинарник, дабы не распространять зловония по округе. Местному священнику было велено совершать молебны об избавлении от мора. Жители Авонсфорда недоумевали – никто в Саруме о заразе не слыхал, – но повиновались.

Сам Годфруа не знал, помогут ли эти меры предосторожности уберечься от хвори, но считал своим долгом защитить вассалов и родовое владение.

– Авонсфорд мы сохраним любой ценой, – не раз повторял он жене.

Фразу эту Жильбер затвердил с самого детства, не желая по примеру отца вести расточительный образ жизни. Боясь потерять Авонсфорд, он прослыл чрезмерно осмотрительным и осторожным, хотя в 1314 году по настоянию Рожера, жаждавшего для сына почестей и богатства, отправился с войском короля Эдуарда II на войну с шотландцами. Увы, надежды Рожера не оправдались: англичане потерпели сокрушительное поражение при Баннокберне и разочарованный Жильбер вернулся домой. При дворе Эдуарда II он оставаться не желал – ему претили распущенные нравы придворных, особенно Пирса Гавестона и Хью ле Диспенсера, королевских фаворитов; к тому же королева, Изабелла Французская, не скрывала своей преступной связи с Роджером Мортимером, графом Марчем. Бароны, недовольные правлением короля, заставили его отречься от престола в пользу пятнадцатилетнего сына, Эдуарда III. Годфруа вздохнул с облегчением и нисколько не удивился, услышав об убийстве Эдуарда II в замке Беркли.

Эдуард III проявил себя мудрым правителем и десять лет назад даровал графство Солсбери своему другу детства, Уильяму Монтегю. У Годфруа появилась возможность проявить себя – новый граф, феодальный сеньор Жильбера, славился щедростью. Однако же Годфруа по привычке осторожничал, а потому остался в Авонсфорде.

– При дворе легко попасть в опалу, – объяснял он жене. – Не хочу рисковать.

И все же главная ошибка его заключалась в том, что он не присоединился к военной кампании во Франции.

Распри англичан с французами продолжались со времен Эдуарда I, а сейчас обострились из-за того, что по материнской линии Эдуард III наследовал право на французский престол. Поначалу юный король, как и его незадачливый предок Генрих III, решил создать великий европейский альянс, но его дорогостоящая затея не удалась, а вельможи едва не взбунтовались. Однако же Эдуард III, отличаясь гибким и острым умом, решил обойтись без ненадежных союзников и отправил во Францию небольшие английские отряды, вооруженные на деньги, вырученные от продажи шерсти. Основу войска составляли превосходные английские и валлийские лучники, а рыцари-конники не гнушались спешиваться и сражаться бок о бок с простыми солдатами. Ряд удачных вылазок завершился победоносной битвой при Креси в 1346 году, когда Эдуард и его старший сын Эдуард Вудсток, прославившийся под именем Черный принц, наголову разбили французскую конницу. Спустя год англичане захватили порт Кале. Шотландцы, решив, что все силы англичан брошены на войну с Францией, начали грабительские набеги на север Англии, однако северные графства отчаянно оборонялись, и шотландская армия потерпела поражение при Невиллс-Кроссе, а король Шотландии Давид II был взят в плен. Впервые за долгие годы войны стали приносить доход англичанам – завоеванные земли можно было безнаказанно разорять, а за пленных рыцарей получать выкуп.