Хартманн не мог дать немедленный ответ.

— Мне нужно подумать.

— О чем тут думать? Общее согласие достигнуто, можешь сам всех обзвонить, уточнить. Не забудь, ведь это твой шанс вернуться в наши ряды. Ты будешь странно выглядеть, если решишь остаться в стороне. Или такова твоя цель?

— Моя цель — сделать город лучше.

Поуль Бремер пожевал губами:

— Полагаю, это значит «да». Объединенная пресс-конференция назначена на восемь, мы будем ждать тебя.

Утро уже было в разгаре, когда команда Свендсена добралась до банковских карточек и счетов Холька. Он часто делал покупки в дорогих модных бутиках и ювелирных магазинах.

— Те сапоги мы тоже засекли, — сказал Майер.

С бесстрастным лицом Леннарт Брикс рассматривал разложенные перед ним фотографии.

— А как же кулон? — спросила Лунд. — В форме черного сердца?

Майер положил перед Бриксом снимок.

— Она держала его в кулаке, когда мы ее нашли, — сказал он. — Мы думаем, убийца заставил Нанну надеть кулон, а она сорвала его с шеи, когда тонула.

Лунд хотела получить ответ на свой вопрос.

— Это Хольк купил украшение? — настаивала она.

— Скорее всего, такая покупка не будет отражена в банковских записях. Если он и купил его, то за наличные в какой-нибудь лавке в Христиании, — сказал Майер.

— Почему вы так думаете? — спросила она.

Майер заерзал на стуле. Он был бледен и измучен. Чтобы кто-то погиб от рук датского полицейского — такое случалось крайне редко. В прессе только об этом и писали. Служебное расследование было неизбежно.

— Насколько можно судить, украшение довольно старое, сделано кустарным способом лет двадцать назад или больше. Дешевая позолоченная цепочка, стекло…

Майер посмотрел на нее. Лунд уже научилась читать его взгляды, этот означал: зачем копаться во второстепенных деталях? Почему не принять тот факт, что нам не дано узнать все до последней мелочи?

— Вы не знаете, случайно, что может означать черное сердце, Майер?

— Одно время у хиппи в Христиании была на них мода. Что-то вроде опознавательного знака для наркодельцов. Сейчас такие можно иногда найти на блошиных рынках.

Брикс обронил первую реплику:

— Мы не можем тратить время на то, что было два десятка лет назад.

Лунд разворошила пакеты с вещдоками, нашла тот, в котором был запечатан кулон. Вытащила его, посмотрела на цепочку — никакого клейма, никаких отметок, металл блестящий, даже не потускнел.

— Эту цепочку не носили двадцать лет. Если ее купил Хольк…

Майер продолжил отчет с того места, где его прервала Лунд:

— Йенс Хольк переводил деньги Олаву со своего личного счета. Это помимо тех пяти тысяч, которые тот получал через мэрию. Предполагаем шантаж. Еще мы нашли отпечатки Холька в квартире на Сторе-Конгенсгаде. А это из его дома.

Майер выложил на стол несколько снимков. Лунд придвинула свой стул поближе. На фотографиях — Хольк с Нанной где-то за городом, счастливый, влюбленный. С улыбкой его было трудно узнать.

— Очевидно, что у них был роман. Его жена подтверждает это. Она не знала, как зовут его пассию, знала только, что он без ума от нее и что она очень молода.

Майер почесал голову:

— И зачем только они всегда все рассказывают? Наверное, он был страшно горд собой.

— И счастлив, — добавила она.

Брикс состроил скучающую мину.

— Что мы знаем о его передвижениях в ту пятницу?

— Был на приеме. Позже в ратушу заехала Нанна. Возможно, за ключами, чтобы попасть в квартиру.

Лунд снова вернулась к фотографиям Холька. Еще одна серия. Сделана в холодное время года, оба в зимнем, оба хохочут. Нанна кажется слишком взрослой для своих лет. Хольк обнимает ее — совсем не похож на себя. По уши влюблен, это так видно.

Память выхватила фрагмент из вчерашнего дня: «Даже ту маленькую грязную шлюшку».

— Кто-нибудь видел Холька в те выходные? — спросил Брикс.

— Нет. Его бывшая запрещала ему видеться с детьми. В общем, отомстила как могла. И никого другого, кто бы видел его, мы так и не нашли.

Брикс кивнул:

— А что с его машиной?

— Тут никаких сомнений, — сказал Майер. — Тот самый белый «универсал», который сбил Олава.

Лунд все перебирала фотографии. Хольк и Нанна. Двадцать лет разницы. Счастливейшая пара на свете.

— О чем задумались, Лунд?

Вопрос Брикса застал ее врасплох. Она бросила пачку снимков на стол.

— Кажется, дело можно считать закрытым, — сказала она без уверенности в голосе.

— Ваш энтузиазм заразителен.

Она промолчала.

— Отличная работа, — провозгласил Брикс, похлопал Майера по плечу и вышел.

Вскоре после его ухода Лунд снова стала собирать свои вещи. Теперь это был кабинет Майера.

Он задумчиво наблюдал за ней.

— Что теперь будете делать?

Лунд поставила картонную коробку на стол.

— Не знаю. Нужно поговорить с Бенгтом. И с Марком. Что-нибудь придумаем.

Майер по привычке взялся за свою игрушечную машинку, но тут же отбросил ее и начал ходить взад и вперед с сигаретой в руке.

— А у вас какие планы?

— Планы? Будет служебное расследование из-за стрельбы. Это надолго.

— Вам не о чем волноваться. Вы все сделали правильно…

— Но какого черта этот идиот просто не опустил пистолет? Я же пытался…

— Майер…

— Что еще я мог сделать?

Он метался между столами — измученный, напуганный и беззащитный. И такой молодой со своими большими ушами и бесхитростным лицом.

Лунд отодвинула коробку и встала прямо перед ним:

— Вы ничего не могли сделать. У вас не было выбора.

Вблизи стало заметно, что глаза у Майера подозрительно блестят. Неужели плакал, подумала Лунд.

Он нервно затянулся, пытаясь справиться с собой.

Она вспомнила, как нашла его во Дворе Памяти перед выбитым на стене именем погибшего товарища. Майер так и не смог забыть тот случай.

— И я благодарна вам. Ведь вы спасли мне жизнь.

Он снова подхватил полицейскую машинку, прокатил ее по столу, тонко взвыла сирена, но он не засмеялся, как обычно.

— И что теперь? — спросил он. — Дело закрыто?

Пепельница и почетная грамота в рамке исчезли в коробке.

— Почему вы спрашиваете?