— Перед нами стоит большая задача: убедить избирателей в невиновности Троэльса. Мы это знаем, и теперь в этом убедилась полиция. Но избиратели нуждаются в объяснениях.

Его слушателями были восемь сотрудников штаба и сам Хартманн.

— Многие наши спонсоры отвернулись от нас, — продолжал Вебер. — Нет денег — нет и кампании. То есть вторая наша задача — вернуть спонсоров.

— А что теперь будет с альянсом? — спросила Элизабет Хедегор.

— Забудьте об альянсе, — сказал Хартманн. — Если у нас будут голоса, то союзники подтянутся сами. Что им еще останется?

Хедегор не очень убедили его слова.

— Выборы в следующий вторник, — сказала она, — и это значит, что к субботе избиратели уже должны определиться. Времени у нас практически нет.

При этих словах Мортен Вебер понурил голову.

Поднялся Хартманн, оглядел собравшихся внимательно, встретился взглядом с каждым из них, чтобы каждый почувствовал себя особенным и нужным.

— Элизабет сделала верное замечание. Время против нас. Средства массовой информации — тоже. И Поуль Бремер по-прежнему способен на многое. Но я точно знаю одно: если мы не будем пытаться, мы проиграем. Так почему бы не попробовать? Зачем отказываться от борьбы? И от мечты? — Он засмеялся, наслаждаясь своей импровизацией перед крохотной аудиторией. — Я не стану рекомендовать тюремную камеру в качестве места для политических медитаций. Но что-то в этом есть. Когда я сидел там…

Его взгляд ушел за пределы кабинета. Все, даже Мортен Вебер, были захвачены моментом.

— Когда я сидел там в синей тюремной робе, я думал о том, кто мы такие. — Он сделал широкий жест, охватывая их всех. — Я думал о вас и о нашей общей борьбе. Ничего не изменилось. Наши идеи, наши цели те же, что и прежде. Неужели сегодня они значат для нас меньше, чем значили вчера? — Он стукнул кулаками по столу. — Нет. Для меня они стали значить еще больше, потому что мне нужна такая администрация, которая не станет играть в кошки-мышки с полицией ради чьей-то выгоды.

За столом раздалось одобрительное бормотание, напряжение спало, общий настрой качнулся в его сторону.

— Сможем ли мы сделать все, что в наших силах? Или отдадим Бремеру и его приспешникам то, чего они так хотели, — еще четыре потраченных впустую года?

Вебер зааплодировал. Элизабет Хедегор подхватила, а за ней и все остальные. Хартманн улыбнулся, опять оглядел каждого сидящего за столом, вспоминая имена. Почти все они были готовы сбросить его со счетов. Чуть позже он поблагодарит каждого из них лично, позвонив по телефону и выразив свою глубочайшую признательность за оказанную поддержку.

— Тогда примемся за работу.

Пожимая руки, он проводил всех из кабинета.

— Ты говорил с Риэ? — спросил Вебер. — Надо бы с ней все обсудить.

— Знаю, знаю. Я отправил ей уже миллион сообщений, она не отвечает.

В дверь забарабанили — на пороге стоял Поуль Бремер в белом пальто, красном шарфе, с сияющей улыбкой, как будто собрался на конкурс Санта-Клаусов.

— Троэльс! — воскликнул он громко и радостно. — Прости, что врываюсь. Не мог не зайти, хотел… — Он вошел, стянул с шеи шарф. Улыбка исчезла, ее сменила проникновенная искренность во всем облике. — Хотел поздравить тебя с возвращением.

— Спасибо, вы очень любезны.

Вебер буркнул нечто нечленораздельное, но однозначно нелицеприятное и ушел на свое рабочее место. Бремер же прошел в личный кабинет Хартманна, налил себе кофе и уселся на диване, тряся головой.

— Хольк, Хольк… Всегда был одиночкой. Но чтобы такое… Не понимаю. Почему? В Латвию вместе летали… Правда, он был какой-то подавленный, но… — Бремер взял с блюда печенье, откусил. — Да, способный человек, хотя и не очень творческий. В конечном счете умеренные без него достигнут большего. Только не в этот раз. Эти выборы они потеряли, как, впрочем, и Кирстен со своей шайкой и прочая шушера, что вьется тут в надежде урвать кусочек с чужого стола. — Снова эта широкая ухмылка. — Так или иначе, но ты не оставил им шанса. Теперь на арене только ты и я. Я мог бы даже поздравить тебя с таким удачным розыгрышем, если бы думал, что ты сам все это устроил.

— Вы пришли по какому-то делу? — спросил Хартманн.

Бремер сначала отпил кофе и лишь потом направил на него пристальный взгляд серых глаз:

— Да, по делу. Я хотел извиниться за то, что случилось. Поверь мне, Троэльс. Вчера вечером я думал, что мы поступаем правильно при существующих обстоятельствах. Я не знал тогда, что эти обстоятельства — подделка.

Бремер умолк, выдерживая паузу. Хартманн не сомневался, что это тактический ход.

— Я тоже прошу прощения, если несправедливо обвинил вас в пылу страстей.

Бремер отмахнулся:

— Не нужно извиняться, это все в прошлом. Сейчас мы должны думать о будущем. То, что произошло, коснулось всех нас. Не только тебя.

Хартманн сел на стул напротив Бремера.

— И что? — спросил он.

— Образовался общий консенсус. Редкий консенсус. Я переговорил со всеми после того, как мы отменили решение о снятии тебя с выборов. И все согласились, что настало время забыть о наших различиях и подумать о том, как преодолеть сложившееся в обществе негативное отношение к политикам и власти. Сейчас в народе преобладает цинизм, шок, ощущение хаоса. Их можно понять, но на самом деле все иначе. Итак, наша важнейшая задача на сегодня — вернуть доверие избирателей, подорванное стараниями Холька. Мы должны возобновить контракт власти с народом, убедить его в том, что мы достойны возложенной на нас миссии. Ты со мной?

— Вы всегда были прекрасным оратором.

— Речь не обо мне. И не о тебе. Я говорю… — Он обвел рукой роскошное помещение: мозаика, скульптуры, картины. — Я говорю вот об этом, о нашем замке, нашем доме. О ратуше. Сегодня вечером мы соберем пресс-конференцию. Я расскажу о решении всех партий объединить усилия ради общего блага и избавления от грязного наследства Холька. Ты со мной?

— Что именно вы хотите сказать?

— Мы согласились заключить перемирие. Мы положим конец этим бесконечным нападкам друг на друга, неистовым дебатам, враждебным настроениям. Таково наше джентльменское соглашение: мы будем вести себя хорошо.

— Перемирие…

— Да, мир в замке. Такое случалось и раньше в исключительных ситуациях, возможно и теперь. Выборы пойдут как обычно, мы просто не будем забывать о хороших манерах, отбросим лишние эмоции. — Серые глаза не отпускали Хартманна. — Будем говорить о политике, а не о личностях. Уверен, ты будешь только рад поддержать эту инициативу. — Бремер поднялся с дивана. — Вот так обстоят дела. Предлагаю тебе присоединиться к нам, и с моей стороны это великодушие, Троэльс. В одиночку ты сейчас не в состоянии бороться. — Улыбка, протянутая ладонью вверх рука. — Могу ли я на тебя рассчитывать?