— Ты не едешь на встречу с любовником, Трисс, —продолжала Йеннифэр. — Я не настолько благородна и не столь глупа, чтобыпредоставить тебе такую возможность, а ему искушение. Только один раз, сегодня,а потом я позабочусь, чтобы у вас обоих не было ни искушений, ни возможностей.Но сегодня я не откажу себе в сладком и извращенном удовольствии. Он знает осыгранной тобой роли. И поблагодарит за это своим знаменитым взглядом. А я будусмотреть на твои дрожащие губы и трясущиеся руки, буду слушать твои неловкиеизвинения и оправдания. И знаешь что, Трисс? Я буду млеть от удовольствия.

— Я знала, — буркнула Трисс, — что ты этогоне забудешь, что станешь мне мстить. Я пошла на это, потому что действительновиновата. Но одно я должна тебе сказать, Йеннифэр. Не очень-то рассчитывай нато, что тебе удастся млеть от удовольствия! Он умеет прощать.

— То, что сделано ему, верно, — прищуриласьЙеннифэр. — Но он никогда не простит тебе того, что вы сделали Цири. Имне.

— Возможно, — сглотнула Трисс. — Возможно, ине простит. Особенно если ты приложишь к этому руку. Но измываться не будетнаверняка. До этого он не унизится.

Йеннифэр хлестнула лошадь нагайкой. Лошадь заржала, всталана дыбы, заплясала так, что чародейка покачнулась в седле.

— Хватит препираться, — проворчала она. — Ибудь скромнее, ты, наглая шантрапа! Это мой мужчина, мой, и только мой!Понимаешь? И прекрати разговоры о нем, и перестань думать о нем, и кончайвосхищаться его благородным характером… Сейчас же, немедленно! Ох, до чего жмне хочется схватить тебя за твои рыжие космы…

— Только попробуй! — крикнула Трисс. — Толькопопробуй, обезьяна, и я выцарапаю тебе глаза! Я…

Они замолкли, увидев Цири, мчащуюся к ним во весь опор втуче пыли. И сразу, еще прежде, чем Цири подъехала, поняли, что их ожидает.

Поверх домишек уже близкого пригорода взвились красные языкипламени, клубами повалил дым. До чародеек долетел далекий крик, гул, похожий набренчание назойливых мух, на гудение обозленных шмелей. Крик разбухал,усиливался, контрапунктируемый отдельными высокими выкриками.

— Что там, язви их, происходит? — Йеннифэрподнялась на стременах. — Нападение? Пожар?

— Геральт… — вдруг простонала Цири, становясьбелее веленевой бумаги. — Геральт!

— Цири! Что с тобой?

Цири подняла руку, и чародейки увидели кровь, стекающую поее ладони, по линии жизни.

— Круг замкнулся, — прошептала девушка, закрываяглаза. — Меня ранила игла из Шаэрраведда, и змей Уроборос вонзил зубы всобственный хвост. Я еду, Геральт! Я еду к тебе! Я не оставлю тебя одного!

Прежде чем чародейки успели запротестовать, девушкаразвернула Кэльпи и моментально пошла в галоп.

Им достало ума тут же послать вперед своих лошадей. Но ихлошади не могли состязаться с Кэльпи.

— Что такое?! — крикнула Йеннифэр, глотаяветер. — Что происходит?

— Ты же знаешь! — рыдала Трисс, мчасьрядом. — Гони, Йеннифэр!

Не успели они еще влететь в узкие улочки пригорода, неуспели миновать бегущих навстречу первых паникующих обитателей города, аЙеннифэр уже совершенно четко представила себе, что происходит впереди, знала,что в Ривии не пожар, знала, что на Ривию не напали вражеские войска. Нет! Оназнала, что в Ривии бушует погром. Йеннифэр знала уже, что предчувствовала Цири,куда — и к кому — она мчится. Знала Йеннифэр и то, что не сможет ее догнать.Это было исключено. Через массу сбившегося в паникующую толпу народа, передкоторой им с Трисс пришлось так резко осадить лошадей, что они лишь чудом неперелетели через конские головы, Кэльпи просто-напросто перемахнула. Копытакобылы сбили при этом несколько капюшонов и шапок.

— Цири, стой!

Они и сами не заметили, как оказались уже в лабиринтеулочек, забитых мечущейся и воющей толпой. С мчащейся во весь опор лошадиЙеннифэр видела валяющиеся в канавах тела, видела убитых, повешенных за ноги настолбах, балках. Видела корчащегося на земле краснолюда, которого пинали ногамии били палками, видела другого, которого уродовали донышками разбитых бутылок.Слышала рев истязающих, крики и вой истязаемых. Видела, как сомкнулась толпанад выброшенной из окна женщиной, как замелькали колья в руках обезумевших,потерявших человеческий облик людей.

Толпа густела, рев нарастал. Чародейкам показалось, чторасстояние между ними и Цири уменьшается. Очередной преградой на пути Кэльпиоказалась группка растерявшихся алебардистов, которых вороная кобыла приняла заограду и перемахнула через них, сбив с одного плоский каплан.[86] Остальныеприсели от страха.

Не сбавляя скорости, они вылетели на площадь. Здесь былочерным-черно от людей. И дыма. Йеннифэр сообразила, что Цири, безошибочноведомая пророческим инстинктом, направляется к самому ядру, в самую гущупроисходящего. В самый огонь пожаров, туда, где бушевало и буйствовалоубийство.

На улице, в которую они свернули, шел яростный бой.Краснолюды и эльфы защищали наваленную наспех баррикаду, обороняли ужеобреченные позиции, падали и погибали под напором наваливающейся на них воющейтолпы. Цири вскрикнула, прижалась к лошадиной шее. Кэльпи взвилась и перелетеланад баррикадой, как гигантская черная птица.

Йеннифэр ворвалась в толпу, резко осадила лошадь, сбив приэтом нескольких человек. Ее стащили с седла прежде, чем она сумела крикнуть.Получила чем-то по спине, по крестцу, по затылку. Упала на колени, увиделаволосатого типа в сапожническом фартуке, собирающегося ее пнуть.

Йеннифэр уже была по горлышко сыта такими субчиками, которыепинают.

Из ее растопыренных пальцев вырвался синий шипящий огонь,бичом прошелся по лицам, телам и рукам окружающих людей. Запахло горелым мясом,на мгновение сквозь общий рык и гвалт пробились рев и визги боли.

— Ведьма! Эльфья ведьма! Чародейка!

Второй тип подскочил к ней с занесенным топором. Йеннифэрударила его огнем прямо в лицо, глазные яблоки лопнули, закипели и с шипениемвылились на щеки.

Немного поредело. Кто-то схватил ее за руку, она рванулась,готовая жечь и палить, но это была Трисс.

— Бежим отсюда, Йенна… Бе… жим…

«Я уже слышала ее, слышала такой голос, — пронеслось вголове Йеннифэр, — слова, которые выговаривают губы, словно деревянные, неувлажненные даже капелькой слюны. Губы, парализованные страхом, дрожащие отохватившей паники. Я слышала ее голос. На Содденском Холме.