Водку разлили по кубкам в тишине и возвышенности духа.Взглянули друг другу искренне в глаза и выпили. С не меньшей возвышенностьюдуха. Ярпен Зигрин откашлялся, обвел взглядом слушателей, удостоверился, чтовсе достаточно сосредоточенны и возвышенны.

— Прогресс, — проговорил он торжественно, —будет освещать мрак, ибо для того прогресс и существует, как, к примеру, жопадля… сранья. Будет все светлей, все меньше мы будем бояться темноты ипритаившегося в ней Зла. Придет, быть может, и такой день, когда мы вообщеперестанем верить, что в этой темноте что-то затаилось. Будем высмеивать такиестрахи. Называть их ребячеством. Стыдиться их! Но всегда, всегда будетсуществовать тьма. И всегда в темноте будет Зло, всегда в темноте будут клыки икогти, убийство и кровь. И всегда будут необходимы ведьмаки.

* * *

Они сидели задумчивые и молчаливые, погруженные в мысли такглубоко, что не обратили внимания на неожиданно усилившийся шум и гомон города,гневный, зловещий, набирающий силу, как гудение растревоженных ос.

Почти не заметили, как по тихому и пустынному приозерномубульвару пронеслась одна фигура, вторая, третья.

В тот момент, когда над городом взвился рев, двери корчмы «УВирсинга» с треском распахнулись и внутрь влетел молодой краснолюд, веськрасный от усилия и с трудом хватающий воздух.

— В чем дело? — поднял голову Ярпен Зигрин.Краснолюд, все еще не в силах набрать воздуха, указал рукой в сторонугородского центра. Глаза у него были дикие.

— Вдохни поглубже, — посоветовал ЗолтанХивай. — И говори, в чем дело?

* * *

Впоследствии говорили, что трагические события в Ривии былиявлением совершенно случайным, что это была реакция спонтанная, внезапнаявспышка праведного гнева, которую невозможно было предвидеть, порожденнаявзаимной враждебностью и взаимным нерасположением людей, краснолюдов и эльфов.Говорили, что не люди, а краснолюды напали первыми, что агрессия началась с ихстороны. Что краснолюдский перекупщик оскорбил молодую дворянку, Надю Эспозито,послевоенную сироту, что применил к ней силу. Когда же на защиту дворянкикинулись ее друзья, краснолюд-де, скликал своих соплеменников. Началасьпотасовка, потом драка мгновенно охватила весь базар. Драка, а затем битвапереродились в бойню, в массированное нападение людей на занимаемую нелюдьмичасть пригорода в районе Вязово. За неполный час — с момента бойни на базаре идо вмешательства магов — погибли сто восемьдесят четыре жителя, причем половинужертв составляли женщины и дети.

Аналогичную версию случившегося приводит в своей работепрофессор Эммерих Готтшальк из Оксенфурта.

Но были и такие, которые утверждали совсем другое. Какая ужтут спонтанность, какая уж тут неожиданная и непредвиденная вспышка, вопрошалиони, если за несколько минут до событий на базаре на улицах появились телеги, скоторых людям принялись раздавать оружие? Какой уж тут внезапный и праведныйгнев, если фюрерами толпы, самыми заметными и активными во время резни былилюди, которых никто ранее не знал и которые прибыли в Ривию неведомо откудалишь за несколько дней до событий? А потом исчезли неведомо куда… Почему армиявмешалась так поздно? И вначале так вяло?

Другие ученые пытались отыскать в ривских событиях следнильфгаардской провокации, а были и такие, которые утверждали, будто все этоустроили сами краснолюды на пару с эльфами. Что сами нарочно поубивали другдруга, чтобы очернить людей.

Среди голосов серьезных ученых совершенно затерялась весьмасмелая теория некоего молодого и эксцентричного магистра, который — пока его неутихомирили — утверждал, будто события в Ривии были следствием не заговоров ине деятельности тайных сообществ, а обычнейших и весьма распространенныхсвойств местного населения: темноты, ксенофобии, хамской жестокости иглубочайшего скотства.

А потом история надоела всем, и о ней вообще пересталиговорить.

* * *

— В подвал! — повторил ведьмак, беспокойноприслушиваясь к быстро приближающемуся реву и крикам толпы. — Краснолюды —в подвал. К черту ваше дурацкое геройство!

— Ведьмак! — охнул Золтан, сжимая топорище. —Я не могу… Там погибают мои братья…

— В подвал! Подумай об Эвдоре Брекекекс. Хочешь, чтобыона овдовела еще до свадьбы?

Аргумент подействовал. Краснолюды спустились в подвал.Геральт и Лютик прикрыли вход соломенной рогожкой. Вирсинг, обычно бледный,теперь был белый. Как сметана.

— Я видел погром в Мариборе, — выдохнул он, глядяна вход в подвал. — Если их там найдут…

— Отправляйся на кухню.

Лютик тоже был бледен. Геральт не очень этому удивлялся. Внечленораздельном и монотонном до того реве, доходившем до них, зазвучалиотдельные ноты. Такие, при звуке которых волосы вставали дыбом.

— Геральт, — простонал поэт. — Я немногопохож на эльфа…

— Не будь идиотом.

Над крышами расцвели клубы дыма. А с улочки вылетелибеглецы. Краснолюды. Обоего полу.

Двое, не раздумывая, прыгнули в озеро и поплыли, резкобуравя воду, прямо на плес. Остальные разбежались. Часть свернула к корчме.

Из улицы выперла толпа. Она бежала быстрее краснолюдов. Этугонку выигрывала жажда убийства.

Крики убиваемых сверлили уши, зазвенели цветные стекла вокнах корчмы. Геральт почувствовал, как у него начинают дрожать руки.

Одного краснолюда буквально разорвали на части. Другого,поваленного на землю, за несколько секунд превратили в кровавое месиво. Женщинузакололи вилами и пиками, ребенка, которого она защищала до конца, просторастоптали, раздавили ударами каблуков.

Трое — краснолюд и две женщины — бежали прямо к корчме. Заними гналась ревущая толпа.

Геральт глубоко вздохнул. Поднялся. Встал. Чувствуя на себеполные ужаса взгляды Лютика и Вирсинга, снял с полки над камином сигилль, меч,выкованный в Махакаме, в кузнице самого Рундурина.

— Геральт… — душераздирающе застонал поэт.

— Ладно, — сказал ведьмак, направляясь квыходу. — Но это последний раз! Пусть меня удар хватит, это действительнобудет последний раз!

Он вышел на крыльцо, а с крыльца уже прыгнул, быстрымвзмахом рассек надвое верзилу в одежде каменщика, замахнувшегося на женщинукельмой. Следующему отсек руку, вцепившуюся в волосы другой женщины. Топчущихповерженного на землю краснолюда разделал двумя резкими косыми ударами.