Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помолчав немного, Давьян втянул в себя воздух. Он не за тем пришел, чтобы препираться с Тенваром или отвечать на его издевки. Предателя надо было прочитать, просто и без лишних слов.
Мальчик сосредоточенно потянулся к сознанию пленника, нащупал его. И, как и следовало ожидать, первым делом наткнулся на запертые ящики. Давьян немедленно занялся ими. Были тут и другие, незапертые воспоминания, но их не стоило разглядывать: то, что Тенвар не потрудился скрыть, не важно. Мальчик попытался вспомнить, как он вскрыл ящик Малшаша, но тайники Тенвара с каждой секундой представлялись все более непроницаемыми.
– Я защищен, Давьян, – преспокойно и даже с легкой усмешкой произнес Илсет. – Я сорок лет держал при себе свои мысли. Скрывая их от матерых авгуров до их падения. Тебе меня не взломать.
Давьян промолчал, однако позволил себе ненадолго ослабить сосредоточенность. Пока Илсет направляет все внимание на укрепление щита, вскрыть ящики силой не удастся. Надо было чем-то его отвлечь.
Давьяна затошнило от одной мысли, но иначе было нельзя.
Наклонившись, он хладнокровно воткнул нож в бедро пленника.
От неожиданной боли Тенвар заорал; выдергивая нож, Давьян одновременно всей силой налег на его мысленную защиту. Когда щит распался, мальчик застонал: страдания Тенвара хлынули в его сознание. Он стиснул кулаки, заставляя себя не поддаться боли.
За спиной что-то выкрикивал ворвавшийся в камеру Нашрель. Медлить было нельзя.
Давьян искал способа остановить слепцов, но с досадой обнаружил, что о вторжении Тенвару почти ничего не известно; оно и понятно, хранись в его памяти столь важные сведения, Девэд нашел бы способ прикончить своего слугу даже в подземелье Тола.
Давьян перешел к другому, так долго сжигавшему его вопросу. Зачем Тенвар подсунул ему сосуд, зачем отослал из школы перед самой бойней?
Отыскав нужное воспоминание, он протяжно вздохнул.
Давьян ждал.
В комнатушке было темно и сыро, от запаха плесени он то и дело невольно морщил нос. В углу громоздились пустые ящики, уже тронутые сырой прелью. Так глубоко под землей, разумеется, не было окон, но фонаря посреди комнаты хватало, чтобы высветить черные каменные стены.
Он надеялся, что встреча не затянется. Если его застанут в этой части Тола Атьян, глубоко под старинным основанием крепости, нелегко будет ответить на неизбежные вопросы.
Он принялся расхаживать из угла в угол, мысленно рисуя перед собой тропу на холодном камне. Вызов пришел так внезапно и прямо, что он не знал, чего ждать. Тысячу раз взвешивал: не ловушка ли. Послание пришло на древнедаресийском; в Андарре осталось не больше пяти человек, владевших этим языком, так что уловка была маловероятна. Но почему его вызвали именно теперь, когда он так близок к успеху, он просто вообразить не мог.
Ероша себе волосы пальцами, он вышагивал взад-вперед, перебирая в уме догадки. Ни одна не сулила добра.
Фонарь за его спиной погас, комната погрузилась в темноту.
Он замер на полушаге, вздрогнул, как в ознобе, и услышал скрип лестничной двери. Волоски на загривке стояли дыбом.
– Ты пришел, – одобрительно пророкотал низкий голос.
Давьян обернулся. Комната как будто вновь осветилась, но теперь свет был холодным и неестественно бледным. Перед закрытой дверью слабо вырисовывались очертания человека в плаще и капюшоне, скрывавшем тенью лицо. Пришелец не торопился дальше продвинуться в комнату.
– Я не мог не ответить на зов того, кому мы служим, – произнес Давьян. Этот человек, несомненно, направлял суть посредством плевы: осветил комнату, но себя оставил в тени. Стало быть, не ловушка – нечто куда страшнее, хотя Давьян не представлял, как один из них сумел проникнуть так далеко за Рубеж.
Значит, они – не миф. Перед ним был один из Поклонников.
Голова под капюшоном склонилась, отвечая на слова, а не на мысли.
– Это хорошо, – проворчал голос. – Значит, ты не откажешься исполнить порученное им дело.
Давьяну подумалось, что посланец как-то вуалирует свой голос: естественный не мог бы звучать так грозно. Отвлекшись на эту мысль, он не сразу осознал смысл слов.
– Для меня честью будет послужить владыке Девэду, – заверил он, спотыкаясь на словах от поспешности. Шутить с Поклонниками не следовало, но его сжигал вопрос – и он промедлил на миг, сглотнул, набираясь отваги. – Но прежде чем мы продолжим… Смею ли спросить… Почему сейчас? Со всем почтением, но ради чего можно рискнуть моим положением, когда конец так близок?
Слишком дорого он заплатил за это положение, чтобы отказаться от него без объяснений.
Последовало долгое молчание. Не видя под капюшоном глаз, Давьян все же чувствовал буравящий взгляд.
– Ты знаешь, почему я избрал для встречи это место? – спросил посланец так тихо, что Давьян едва расслышал слова.
И беспокойно поежился.
– Нет…
– Я выбрал его потому, что эти стены лишены Памяти. – Из-под плаща показалась рука, коснулась стены кончиками пальцев. – В этой комнате, Тенвар, я могу делать, что хочу.
Это была не угроза.
Давьян ахнул, когда указательный палец на правой руке вспыхнул огнем; миг спустя боль опаленных нервов пронизала все тело, и из горла вырвался мучительный крик. Он крепко зажал палец в горсти, но это не помогло, и он осел на пол. Палец лопнул от кончика вниз, сначала ноготь, а потом и мясо расслоилось, брызнув кровью и болью, а потом расщепилась и кость – неправдоподобно тонкие волокна сути тщательно, неуклонно растягивали осколки в разные стороны.
– Не надо, – беспомощно всхлипнул он. Палец рассекся уже до второго сустава. Он стонал, сердце дико стучало, он забыл обо всем, кроме боли. Снова хрип. – Не надо…
Прошла целая вечность, и наконец сила, обращенная на его истерзанную плоть, иссякла. Суть струилась вокруг, рука остывала, что-то влажно шлепнулось на пол. Боль унялась. Приподнявшись, он отвернулся и выблевал стоявшую в горле едкую желчь. От указательного пальца остался перекрученный, изорванный клок пористой плоти на полу. Темная кровь с руки испарилась, о пытке напоминала только гладкая зажившая культя, в которой бился пульс.
– Это на память, – тихо произнес посланец. – Я в наказание за наглость выбрал всего лишь палец. А мог бы выбрать что-нибудь более… существенное. – Давьян содрогнулся, отполз назад, шарахнувшись и от изуродованного куска своего тела, и от мучителя, уперся спиной в холодный камень стены. Говорящий словно не заметил. – Ты здесь не для того, чтобы спрашивать, – продолжал он, – а чтобы служить, чем сочтет нужным повелитель. Ты понял?
