Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она перестала болтать сама с собой. Ей нужно было сконцентрироваться и вырваться на свободу.
Хоть веревки и были скользкими, они все равно натирали ей кожу. Предплечья и руки дрожали от боли, а быстрые удары сердца лишь усугубляли ее.
Она вырывалась из пут и одновременно пыталась освободить юбку. Ткань была искусно вытканной, с тяжелой вышивкой и большим количеством нитей, но легко разрывалась о лезвие ножа. Мелани резко дернулась и сбросила себя со стола, перевернувшись через край.
Ее щека ударилась о холодный пол, в позвоночнике и плечах запульсировала боль. В голове загудело, а когда она попыталась встать, сила тяжести заставила ее снова опуститься на пол.
С другой стороны стола все еще доносились глухие свирепые звуки. Раздался стук – распахнулись нижние дверцы буфета. Затем послышался металлический лязг всевозможных мисок, разлетевшихся в разные стороны от пинка заблудшего ботинка.
Сложив вместе пальцы на одной руке и вытянув их, она снова начала извиваться, несмотря на головокружение, и выдернула руку из веревок. Ее воспаленную кожу обожгло болью, будто она порезалась острым осколком ракушки.
Дверь наружу стояла распахнутой и слегка хлопала на легком ветру.
Побег был совсем рядом.
Волоча тяжелую промокшую веревку по полу, она подобрала испорченные юбки и встала, пошатываясь. Икры горели, пока она готовилась к забегу, чтобы вырваться на белый свет.
– Мел?
Нет.
Себастьян.
Внутри у Мелани все перевернулось, обратилось в пыль и осело тяжелыми кучами на ногах. Сдавленная мольба Себастьяна приковала ее к полу так же прочно, как нож удерживал ее на разделочном столе.
Она закрыла глаза. Может, это просто дурной сон, и сейчас она проснется. Если бы она сильно-сильно захотела, возможно, ей не пришлось бы оглядываться через плечо. А, может, Время предоставит ей отсрочку – заставит часы лететь вспять. И тогда бы Мелани сделала другой выбор и избежала бы этого ужаса в день собственной свадьбы.
Но, к сожалению, она не спала, и все эти желания звучали по-детски, и Время продолжало бежать только вперед.
С тяжелым вздохом, почти всхлипом, Мелани развернулась и посмотрела через стол.
Там сидел Гэтвуд, а между его ног – Себастьян. Маска с жуткой ухмылкой плотно прижималась к правому уху бывшего древатора, внимательно наблюдавшего за ней. Гэтвуд держал ее жениха в захвате – одной рукой он прижимал его к себе, а второй – скальпель к его шее.
– Вы знаете, что произойдет, если я разрежу здесь, – усмехнулся Гэтвуд. – Вы знаете, как быстро эта артерия перекачает всю его кровь в пол, если ее вскрыть. Он умрет благодаря биению собственного сердца, если ты не сделаешь то, что прикажу я.
За все время ее работы с Горацием, она не замечала, чтобы он проявлял особый интерес к искусству истинного целительства, несмотря на его псевдохимические опыты с инъекциями ртути. Но когда дело доходит до анатомии, человек с трудом может отличить свой мозг от задницы. Откуда он узнал, где находится сонная артерия?
Рука Гэтвуда дернулась, и Себастьян вздрогнул. Со скальпеля упала единственная капля крови
– Подожди! Подожди, – Мелани протянула к нему обе руки, пытаясь удержать его от непоправимого. – Что я должна сделать?
– Вернись на стол.
Себастьян, не отрываясь, следил, как она медленно двинулась к столу. Он судорожно сглатывал, и каждый раз горло касалось холодного лезвия.
Она не планировала умирать сегодня. Но если она откажет ему, он убьет Себастьяна.
Если она попытается урезонить его…
Она знала, что это бесполезно.
А если она попытается потянуть время, то долго это не продлится.
Что еще можно сделать?
– Занозка… – предупреждающе произнес он, когда она сразу не подчинилась.
Он считал ее слабой. Он считал ее вещью. Он считал, что может легко завладеть ею, легко управлять, легко убить и разделать. Она не сделала ничего, когда он перешагнул черту и последовал за ней к Айендарам. Она не сделала ничего, когда он бросал ехидные комментарии в ее адрес, когда он называл ее этим жалким прозвищем.
Он думал, что так все и будет продолжаться – она ничего не будет делать. И это было его ошибкой.
– Хорошо, – сказала она, изобразив полное поражение голосом.
Она не позволит ему забрать ни ее, ни Себастьяна. Вместе они победили Белладино и теперь справятся с создателем его маски.
Два года назад она спросила себя, что она готова сделать, как далеко готова зайти, чтобы защитить людей, которые ей дороги.
Теперь ей выпал шанс выяснить это.
Медленно она дошла до стола и попыталась взобраться на него. Она встала на стол коленом, запуталась в разорванных юбках и схватилась за нож, как будто пытаясь удержаться. Но вместо этого она вырвала его из дерева.
Мелани спрыгнула со стола, бросилась к Гэтвуду, держа нож перед собой и как бы надавливая на него всем своим весом.
Пока она изображала «послушание», Гэтвуд успокоился, ослабил хватку, и Себастьяну удалось вырваться и отползти прочь. Мелани же бросилась вперед, глубоко вонзив нож в Гэтвуда. Она хотела ударить его в грудь – на самом деле она хотела убить его. Но из-за неуклюжего броска она не смогла как следует прицелиться.
Нож скользнул по плечо, разорвав мускул, задел сустав – может, даже рассек его.
Из груди камердинера вырвался двойной вой, в котором переплелись два голоса. Мелани не знала, может ли эхо чувствовать боль или страх, но Гэтвуд царапал пальцами по дереву, оставляя на краске длинные следы от ногтей, несмотря на перчатки. Он свалился в шкаф, мечась между перевернутыми мисками. Позвоночник его сгибался и разгибался, и сам он периодически сворачивался в клубок.
Может быть, она просто создала пространство, чтобы контроль получило эхо. И оно вцепилось в него, как вцепился в нее Белладино когда-то.
Себастьян подхватил ее под руки, пока она не сделала чего-нибудь еще, и повел к открытой двери, выталкивая в сад.
– Пойдем, пойдем скорее, он не будет долго разлеживаться!
И действительно Гэтвуд уже пытался подняться, хватаясь за шкафы.
– Как… как ты обнаружил…?
Себастьян прижал ее к себе, глядя на пару грубоватых мужчин, направлявшихся через веранду.
– Твоя мама послала меня за плюшками для невесты.
Да благословят ее боги. Пусть Боги благословят и хранят Дон-Лин.
И, черт возьми, все остальное в Аркензире.
Нет, я не ищу оправдания и не прошу отпущения грехов. Но я должна сделать хоть что-то. Поэтому я хочу рассказать тебе правду о том, что произошло. Я виновата. Виновата в неверии. Мне все твердили, что это опасно, а я не верила. Теперь этот грех используется против меня. Я не уверена, как… но я нашла ампулы со временем под полом в моей комнате – ампулы, которых там не должно быть – и пустую банку из-под варга.