шеи и живота, чтобы спазмом скрутило? — возмутилась Марыся. — Магия должна идти от сердца!

— Луч, что ли, представить, идущий от сердечной чакры в руки, как в медитациях просветленных недоумков? Брось, ну чушь же собачья! Не маг я и не буду им никогда. Мы зря теряем время. Пошли наших догонять.

— Попробуй еще раз, — кикимора оставалась непреклонна.

Илона вздохнула и попробовала. Ничего не поменялось.

— Может, условия другие нужны? — не сдавалась Марыся. — Ты тогда испугалась сильно. Вдруг надо повторить?

— Иди ты, — сердито ответила женщина. — Мне первого раза хватило. Лучше бы вернуться потом на поляну и осмотреть окрестности на предмет чужой магии, но это уже с Кирой, и когда белобрысые оттуда уйдут. Она же сказала, непременно явятся…

Камень шевельнулся.

— Смотри, смотри! — маленькая кикимора аж подскочила, указывая на него корявым пальчиком. — Получается, просто с запозданием!

Булыжник со скрежетом треснул на части и раскатился в разные стороны. Уродливая чешуйчатая харя поднялась из обломков, словно восставший из могилы демон. С бугристой головы на землю посыпались сухие хвойные иголки.

— Фея! — заревел ищейка. — Я нашел тебя!

* * *

Рассветное солнце осветило расщелину с тремя источниками золотым сиянием. Безоблачное небо с остатками едва видневшихся звезд постепенно меняло оттенок на более светлый. Наверху в густых хвойных зарослях задиристо цвиркали корольки.

В самой же расщелине около запруды с водой белого цвета расстилался густой ковер незабудок. На поверхности природного бассейна, как на стакане с кофе, расплывались молочной шапкой мелкие пузырьки.

Из трещины в розовато-серой скале, расположенной напротив пенной ванны, плевалась тягучей струйкой черная, как нефть, жидкость. Чья-то старательная рука вкопала внизу трубу, чтобы ни капли странной субстанции не попало на почву, но здесь земля все равно была сухой и безжизненной. Струйка падала в металлическое жерло, рядом с которым на вбитом в камень штыре висели металлический ковшик и потертая перчатка из толстой кожи.

В середине ущелья, деля его ровно на две половины, звенел ручеек с обычной водой, и крохотные капли, повисшие в воздухе, переливались подобно драгоценным бриллиантам. Но темноволосому мужчине в кожаном доспехе, вихрем выскочившему из портала, было не до красоты вокруг. Он сложил белоснежные крылья, заставляя их исчезнуть, затем осторожно снял с плеча совсем юного парня. Тот бессильно перекатился по земле, грудь его вздымалась и опадала со свистом.

Воин надел на руку перчатку, наполнил черной жидкостью ковшик и осторожно, чтобы не уронить ни капли, поднял парня за голову. Посудина прижалась к окровавленному рту. Раненый сделал крохотный глоток и вздрогнул всем телом. Зеленые глаза расширились от ужаса, он замычал, пытаясь оттолкнуть чужие руки, но тщетно, мужчина был намного сильнее. Схватив страдальца за подбородок, он с силой раскрыл ему рот и влил в горло странное питье до последней капли.

Юноша выгнулся дугой, захрипел, а затем упал на землю и затих. Остекленевшие глаза неподвижно глядели в небо. Пальцы скрючились в предсмертной судороге, на посиневших губах выступила пена.

Не обращая на происходящее никакого внимания, воин опустился рядом на колени, вытащил из-за пояса нож и несколькими движениями располосовал на бездыханном теле одежду. Грязная и окровавленная куртка была отброшена в сторону, следом полетели лохмотья футболки. Еще один взмах ножом — и шнурки на ботинках расползлись пополам. Зеленые брюки постигла та же участь.

Мужчина дернул одну из штанин вниз, хмыкнул, увидев спортивное нижнее белье на широкой резинке, и отложил нож в сторону. Очень тщательно ощупал грудную клетку, нахмурился, задержав ладонь с правой стороны. Вторая ладонь скользнула на впалый живот. В таком положении он и замер, подобно статуе древнего героя, скорбящего над телом погибшего соратника.

Томительно тянулись минуты. Воин не шевелился, опустив голову, словно к чему-то прислушиваясь. Наконец, он опустил каменные от напряжения плечи и медленно, с явным облегчением, выдохнул. И в эту же секунду из пенной запруды поднялся вверх невысокий столб воды. Мужчина поднял мертвого юношу на руки, перенес на цветущую незабудками половину ущелья и опустил руки. Худощавое тело с негромким плеском погрузилось в жидкость молочного цвета и пошло на дно.

Крылатый вернулся к первому источнику, снова надел перчатку и взял с ближайшего валуна оставленный ковшик. Камень тут же треснул и осыпался на землю горстью песка. Воин аккуратно повесил посудину на место и принялся чистить перчатку, хотя, казалось, на ней и без того нет следов. Сначала он пересыпал кожу получившимся мелким песком и долго тер, переворачивая с одной стороны на другую, затем принялся отряхивать. Он почти закончил, когда вода в молочно-белой запруде снова забурлила.

Юноша вынырнул на поверхность, судорожно отплевываясь и хватая ртом воздух. Кажется, он пытался кричать, но у него получалось только надрывное сипение.

— Какого… демона, отец? — едва прохрипел он в перерывах между приступами кашля. — Зачем мертвую воду… прямо внутрь? Неужели нельзя было просто окропить то, что повредилось?

И осекся под тяжелым взглядом воина в кожаном доспехе.

— Ушибленная грудная клетка, четыре сломанных ребра, три выбитых позвонка, — начал перечислять соколиный правитель Гаруда спокойным тоном, будто находился у себя во дворце, а не у тайных источников где-то на окраине Запредельного леса, кишащего волками размером с добрую корову. — Разорванная селезенка, повреждение печени и кишечника. Ах, да, осколком ребра серьезно задето легкое. Какие из этих мест я должен был окропить, чтобы помочь тебе выжить?

Он сделал вид, что задумался.

— Знаю, какие! Голову твою неразумную, а также задницу, которую вечно тянет на приключения. Вот только вряд ли это спасло бы тебе жизнь. Наверное, с детства надо было регулярно кропить, как считаешь?

Индра сник. В душе боролись друг с другом стыд перед отцом, которому он врал и которого ослушался, страх перед смертью, что едва не случилась с ним по-настоящему, и ярость. Как смели забрать его от Алисы и унести в Иномирье? Она, наверное, плачет теперь, места себе не находит. Сердце от отчаяния будто стиснуло железным капканом.

— А еще ты перенес серьезную лихорадку всего пару недель назад, после которой сразу встал на ноги и начал бегать и сражаться, хотя нужно было возвращаться домой и ложиться в лазарет. Почему ты не вернулся?

Парень молчал, сжав губы и смотря на отца исподлобья.

— И что мне с тобой прикажешь делать?

— Отпустить назад, к невесте, — тихо ответил Индра.

— К невесте! — передразнил отец. От его спокойной царской уверенности не осталось и следа. — Хворостиной бы вас обоих по мягкому месту и под домашний арест на год посадить! Какая, к лешему, невеста? Соплячка малолетняя, небось, еще и школу человеческую не закончила!

Индра шмыгнул