– Я тебе очень сочувствую, – прошептала Люси.

Он мягко произнес:

– Это вовсе не твоя вина. Моя мать нуждается в помощи. Грейс собирается устроить так, чтобы ей помогли. Не печалься, Люси. Ты принесла свет в мой темный мир, и за это я благодарен тебе.

– Это мне нужно быть благодарной, – пробормотала она. – И я найду способ помочь тебе, Джесс. Клянусь, я сделаю все возможное, чтобы вернуть тебя к жизни, а если не получится – сделаю так, чтобы ты обрел покой.

Он покачал головой.

– Нельзя давать такие серьезные обещания.

– Я обещаю. И сделаю то, что обещала. Я из рода Эрондейлов, а мы всегда держим слово.

– Люси… – начал Джесс, но внезапно нахмурился. – Я что-то слышал. Здесь есть кто-нибудь, кроме тебя?

– Дже… Брат Захария, – ответила Люси. Она не удивилась – вполне вероятно, что призраки могли слышать шаги Безмолвных Братьев.

Близился вечер, и защитные башни города сверкали в желтых лучах вечернего солнца. Они походили на осенние деревья – алые, золотые, медные, огненные.

– Я должен уходить, – сказал Джесс. – Джеймс Карстерс – Безмолвный Брат. Возможно, он увидит меня, а я не хочу, чтобы у тебя были неприятности. – Он бросил на нее последний долгий взгляд. – Обещай, что оставишь попытки помочь мне.

– Джесс, – прошептала Люси и протянула к нему руки. Она почувствовала слабое пожатие, и он исчез, растаял, обратился в ничто, подобно туману с восходом солнца.

Грейс стояла у окна. На Лондон опустилась ночь, но комнату освещали рыжие уличные фонари. На фоне тусклого прямоугольника окна четко выделялся силуэт девушки – ее хрупкая фигурка, прическа, осунувшееся лицо. Неужели она всегда, с самого начала, была здесь? Должно быть, так – конечно, она находилась в его спальне все это время. Джеймс с силой вцепился в спинку кресла. У него кружилась голова. Наверное, он все-таки еще не поправился, иначе откуда эта смертельная слабость?

– Джеймс? – Грейс приблизилась к нему, и шорох ее зеленого платья в абсолютной тишине показался ему оглушительным. – Ты поможешь мне? Ты уничтожишь механического монстра?

Джеймс смотрел на нее в изумлении. Перед ним была Грейс – его Грейс, та, которую он любит и всегда любил.

– Я связан своей клятвой, – тихо ответил он. – И даже если ты освободишь меня от нее, я всегда буду принадлежать тебе, а ты – мне. Я сделаю для тебя все, что угодно.

Во взгляде ее Джеймсу почудилась боль, и она быстро отвернулась.

– Но ты же понимаешь, что я все равно должна выйти замуж за Чарльза.

У Джеймса пересохло во рту. Он совсем забыл об этом. О том, что Грейс выходит за Чарльза. Говорила ли она о свадьбе, когда пришла навестить его? Он не помнил.

– Если бы ты попросила меня сейчас…

Грейс покачала головой.

– Моя мать найдет способы до конца жизни причинять страдания тебе и твоей семье. Она никогда не остановится. Я не могу навлекать на тебя такое.

– Ты не любишь Чарльза.

Она снова обернулась к нему, взглянула ему прямо в глаза.

– О, Джеймс, – прошептала она. – Нет. Нет, я не люблю его.

Отец всегда говорил, что любовь – превыше всего, что она побеждает всё, все сомнения и недоверие.

Он любил Грейс.

Он твердо знал это.

Грейс вложила его руку в свою.

– У нас мало времени, – негромко проговорила она. – Поцелуй меня, Джеймс. Всего один раз, прежде чем я уйду.

Она была такой маленькой и худенькой, что ему пришлось подхватить ее на руки, чтобы поцеловать. Она обняла его за шею, и на долю секунды перед тем, как губы их встретились, он вспомнил нежные губы другой, которые жадно целовали его, вспомнил стройное, сильное тело, прижавшееся к нему в страстном порыве, его чарующие изгибы, каскад волнистых волос цвета красного дерева. Сводящее с ума, разрушительное, гибельное желание, которое ослепило его в ту минуту, заставило забыть обо всем, кроме Корделии, ее объятий, ее нежного тела, ее тепла.

Грейс отстранилась, быстро поцеловала его в щеку. Он поставил ее на ноги – она была такой же, как прежде, прическа и одежда ее оставались в полном порядке. А Корделия тогда была без туфель, платье измялось, корсет съехал набок, волосы рассыпались по плечам. Но теперь он понимал, что это была всего лишь игра. Они с Корделией разыгрывали эту сцену для того, чтобы посторонние, случайно заглянувшие в комнату, ничего не заподозрили. А если он и испытывал влечение к Корделии в тот момент, это была просто физическая реакция. Влечение, желание – это не любовь, и он был абсолютно уверен в том, что Корделия к нему в этом смысле равнодушна. Они были просто друзьями, и все. Она даже попросила его подобрать ей жениха.

– Нам придется сообщить об этом Конклаву, – заговорил он. – Нельзя позволять твоей матери и дальше свободно практиковать черную магию. Даже если я уничтожу этот механизм, она не излечится от ненависти; она придумает какой-нибудь иной способ убивать Сумеречных охотников.

Улыбка Грейс погасла.

– Но, Джеймс… – Некоторое время она внимательно изучала его лицо, потом кивнула. – Подожди до официального объявления нашей с Чарльзом помолвки. Как только я окажусь в безопасности, можно будет рассказать Конклаву о матери.

Джеймс ощутил какое-то смутное чувство, похожее на облегчение. И хотел поцеловать ее снова, но ему помешал стук в дверь. Грейс отняла у него руку, и он крикнул:

– Одну минуту.

Но было слишком поздно – не успел он договорить последнее слово, как дверь распахнулась. На пороге стоял Мэтью, а рядом с ним – Корделия, очень хорошенькая в ярко-синем платье и таком же жакете. Она переводила изумленный взгляд с Джеймса на Грейс.

– Мне нужно идти, – произнесла Грейс. На щеках у нее выступил румянец, но лицо и взгляд были совершенно бесстрастными, как всегда. Корделия невольно уставилась на нее – она знала, что Люси встретила ее в саду Чизвик-хауса. Люси сказала лишь, что Грейс велела Томасу и Люси уходить, и не вдавалась в подробности.

Корделия не видела Джеймса и Грейс вдвоем со дня той битвы на мосту Баттерси. Она не думала, что это причинит ей такую боль.

Она тщательно подготовилась к этому визиту, которого так долго ждала. Выбрала свое самое любимое из новых платьев, цвета крыла зимородка; надела самые красивые золотые серьги, взяла с собой книгу «Лейли и Меджнун» в английском переводе. На английском стихи звучали не так поэтично, как в оригинале, но все равно она считала, что лучше книги для чтения с Джеймсом не найти.

А теперь, стоя на пороге его комнаты, где он был наедине с Грейс, она обрадовалась тому, что книга спрятана у нее в кармане.

– Добрый вечер, мисс Блэкторн, – заговорила Корделия и вежливо кивнула.

Мэтью не пошевелился, не произнес ни слова. Грейс неразборчиво попрощалась и ушла, оставив за собой шлейф хищного аромата туберозы.