Наконец, она отвлеклась на что-то, зацепилась ногой за древесный корень и шлепнулась на твердую, сухую землю. Алистер, услышав шорох, обернулся и заметил ее, когда она, покраснев от досады, поднималась на ноги. Корделия скрестила руки на груди, задрала подбородок и решила с достоинством выдержать любую неприятную реакцию брата: презрение, гнев, приказ убираться прочь.

Но он лишь испустил тяжкий вздох, приблизился к ней и безо всяких предисловий недовольно буркнул:

– Ничего не сломала?

Корделия подняла ногу и в качестве испытания согнула ее в колене.

– Все в порядке. Наверное, просто синяк.

– Пошли домой, – сказал он.

Они некоторое время шли по лесу в полной тишине. В конце концов, Корделия поняла, что сейчас сойдет с ума, если Алистер так и будет дальше молчать, и выпалила:

– Ты не хочешь узнать, почему я за тобой следила?

Он обернулся и окинул ее пристальным взглядом.

– Предполагаю, ты решила, будто у меня здесь нашлось какое-то интересное занятие.

– Очень жаль, – сердито произнесла Корделия. Как обычно, непроницаемое выражение лица брата вывело ее из себя. – Очень жаль, что после Академии, где у тебя появились новые интересные друзья, ты стал таким взрослым и серьезным. Очень жаль, что я так и осталась твоей глупой младшей сестренкой.

Алистер несколько мгновений смотрел на нее, потом разразился хриплым смехом, в котором не было ничего веселого.

– Ты не знаешь, о чем говоришь.

– Очень жаль, что теперь ты стал слишком хорош для своей семьи! Ты слишком хорош для того, чтобы тренироваться со мной!

Он рассеянно покачал головой.

– Не болтай ерунду, Корделия.

– Просто поговори со мной! – воскликнула она. – Я не могу понять, почему ты постоянно такой мрачный. Ведь тебе так повезло, ты, а не я, уехал из дома. Ты, а не я, интересно проводил время в Идрисе. Ты знаешь, как одиноко и тоскливо мне было весь год?

На миг ей показалось, что Алистер растерялся и не знает, что ответить. Уже очень давно Корделия не видела на его лице отражения его истинных чувств. Но затем он снова захлопнул створки, как устрица.

– Каждый из нас одинок, – ответил он. – Такова жизнь.

– Что это значит, объясни! – воскликнула она, но брат уже развернулся, чтобы идти. Корделия вытерла слезы рукавом и поспешила за ним.

Когда они вернулись домой, Корделия оставила его в холле, пошла к стеклянному шкафу для фарфора, который служил арсеналом, и забрала оттуда целую охапку метательных ножей. Затем, сгибаясь под тяжестью оружия, прошла мимо брата в зал для тренировок и по пути бросила на него гневный взгляд. Он смотрел на нее все так же, молча.

В зале Корделия сложила ножи на пол, стала перед мишенью и принялась бросать их один за другим. Метание ножей не было ее сильной стороной, но ей нужно было выместить на чем-то свое раздражение, нужно было причинить кому-то боль, пусть это была всего лишь деревянная мишень. Как обычно, тренировка успокоила ее. Дыхание выровнялось. Это был монотонный процесс: она делала пять бросков, потом подходила к мишени, забирала ножи и возвращалась. Пять бросков. Подойти к мишени. Забрать ножи. Вернуться. Пять бросков.

Примерно через двадцать минут она поняла, что Алистер уже довольно долго стоит в дверях зала, но сделала вид, что не замечает его.

Кто-нибудь другой на его месте сказал бы, что у нее получается лучше, чем год назад, или спросил бы, можно ли попробовать самому. Алистер, однако, в конце концов откашлялся и произнес:

– Когда ты бросаешь нож, ты неправильно разворачиваешь левую стопу. Поэтому у тебя так плохо получается.

Она бросила на него недовольный взгляд и продолжала занятие. Однако на сей раз обращала больше внимания на положение ног.

Через некоторое время Алистер заговорил:

– С твоей стороны глупо считать, что мне повезло. Совсем наоборот.

– Это не ты сидел без друзей в четырех стенах целый год.

– Вот как? – Он злобно ухмыльнулся. – Сколько человек за этот год приходило сюда, чтобы поиздеваться над тобой? Сколько раз у тебя спрашивали, почему родители не могут позволить себе нанять для тебя учителя? Или говорили, что твой отец – неудачник, потому что вы все время переезжаете с места на место?

Корделия взглянула на брата, ожидая увидеть в его глазах боль и печаль, но взгляд его был жестким, а губы были сжаты в тонкую линию.

– К тебе там плохо относились?

Алистер снова издал безрадостный смешок.

– Сначала. А потом я понял, что у меня есть выбор. Учащиеся в Академии делятся на два лагеря: те, над кем издеваются, и те, кто издевается над другими. Третьего не дано.

– И ты?..

Алистер напряженным голосом произнес:

– А ты бы что выбрала на моем месте?

– Если бы у меня было только два варианта, – ответила Корделия, – я бы бросила школу и вернулась домой.

– Ну что ж, – сказал он, – а я выбрал тот лагерь, в котором не чувствовал себя посмешищем.

Корделия молчала. Лицо Алистера было бесстрастным.

– И что из этого вышло? – наконец, осмелилась спросить она, стараясь говорить как можно мягче.

– Ужасно, – пробормотал он. – Это ужасно.

Корделия не знала, что сказать, что сделать. Ей хотелось подбежать к брату, броситься к нему на шею, сказать, что она любит его, но он стоял с суровым видом, скрестив руки на груди, и она не посмела. Наконец, она протянула ему нож.

– Не хочешь? Ты так хорошо умеешь метать кинжалы.

Брат с подозрением посмотрел на нее.

– Мне нужно, чтобы кто-то помог мне, Алистер. Ты видишь, что у меня плохо получается.

Алистер подошел и забрал у нее оружие.

– Очень плохо, – согласился он. – Я знаю, что искусство обращения с мечом дается тебе без труда, но во всем остальном придется приложить усилия. Не спеши. Следи за положением ног. Смотри и повторяй за мной. Вот так, Лейли. Ты со мной?

Да, она была с ним.

Джеймс лежал на постели в своей комнате, закинув руку за голову, и невидящим взглядом смотрел в потолок. Знакомая извилистая трещина в штукатурке по форме отчасти напоминала утку. Отец был бы в ужасе.