На шестнадцать кварталов города опустилась ночь. Она опустилась, словно плотная колонна и была резко очерчена, обрываясь на углах улиц. Из этой тьмы неслись стрекотание сверчков, кваканье лягушек, крики ночных птиц, шум ветра в ветвях деревьев – и тихая музыка непонятных инструментов.

Грани замерзшего света свободно висели в воздухе над их головами. Дрожащее невещественное нечто начало заливать самые верхние уровни огромного здания прямо перед гранями света. Когда они медленно двинулись вниз, здание стало неразличимым, оно превратилось в частички света – и взмыло вверх. Когда эти грани света спустились до тротуара, здание полностью дематериализовалось. Грани приобрели оранжевый цвет, и снова стали двигаться вверх. По мере их движения стала формироваться новая структура, там, где было исчезнувшее здание. Казалось, что структуру эту вырисовывают искорки света в воздухе, превращая ее в единое целое, которое – когда световые грани прекратили двигаться вверх – стало новым зданием. А грани, раз мигнув, исчезли.

Несколько секунд было слышно жужжание шмеля.

Потом оно стихло.

Толпа людей в резиновых костюмах высыпала из висящей в воздухе пульсирующей серой дыры, зашлепала ногами по тротуару и завернула за угол, откуда раздался продолжительный кашель. Потом все снова стихло.

Капля воды, густой как ртуть, упала сверху на тротуар, ударилась об него, отскочила, взлетев на несколько дюймов, потом испарилась, превратившись в багровую кляксу в форме зуба кашалота и, замерев, снова легла на тротуар.

Два квартала зданий погрузились в тротуар, их металлические поверхности оставались гладкими и неповрежденными, торчало лишь металлическое дерево с серебряным и тонким стволом, покрытое пышной золотой листвой. Она сверкала, формируя идеальный круг света. Не было слышно ни звука.

Дедушка покойной Джульетты и человек из 1888-го продолжали свой путь.

–Куда мы направляемся?

–К Ван Клиф. Обычно мы не ходим пешком, разве что иногда, но это уже не то удовольствие, что прежде. Я делаю это для тебя. Ну как тебе, нравится?

–Это… необычно.

–Не слишком похоже на Спиталфилдс, верно? Но мне больше нравилось там и тогда, в том времени. А ты знаешь, что у меня только один Аппарат для перемещения? Единственный, который когда-либо был создан. Его сконструировал отец Джульетты. Мне пришлось его убить, чтобы завладеть Аппаратом. Договориться с ним ну никак не получалось! Для него это было просто забавой. Он был последним из умельцев и мог бы попросту подарить мне чудесную машину. Думаю, он просто закапризничал. Потому я иустроил так, чтобы ты зарезал мою внучку. Она бы меня сейчас раскручивала – на то, на се… Скучная она была особа, весьма утомительная…

Внезапно перед ними прямо из воздуха появилась гардения, тут же превратившись в лицо женщины с длинными светлыми волосами.

–Эрнон, мы больше не можем ждать!– раздраженно сказала она.

Дедушка Джульетты рассвирепел.

–Ах ты сучонка поганая! Я говорил тебе: шагом! Но нет, как можно?! Прыг, прыг, прыг – и никак иначе? Ну так вот, теперь будет меньше деньжонок. Денег, черт тебя дери! Я все настроил под шаг. Работал над шагом, а ты!..

Его рука взметнулась, и из ладони в направлении женского лица пополз мох.

Лицо исчезло, и через мгновение гардения появилась в нескольких футах от них. Мох мгновенно засох, аЭрнон, дедушка Джульетты, уронил руку, словно обессилев от тупости этой женщины. Роза, водяная лилия, гиацинт, пара флоксов, «дикая недотрога» ичертополох появились рядом с гарденией. Каждое растение превратилось в лицо,– все лица были разными – иДжек, перепуганный, отступил назад.

Все лица вдруг повернулись к одному, которое прежде было чертополохом.

–Мошенник! Грязная свинья!– орали они в тонкое лицо, прежде бывшее чертополохом. Глаза женщины-гардении вылезли из орбит, и багряные тени, окружавшие их, делали ее похожей на какое-то безумное животное, выглядывающее из пещеры.

–Дерьмо!– завизжала она, повернувшись к мужчине-чертополоху.– Мы договорились, мы все договорились, что ты примешь форму чертополоха, разве не так, мерзавец? А теперь…

Она повернулась к остальным.

–Ну так давай, сейчас же! Хватит ждать, нахрен эти шажочки! Сейчас же!

–Нет, черт дери!– заорал Эрнон.– Мы будем шагаааать!

Но было поздно. Концентрируясь на чертополохе, воздух заклубился, как ил на дне реки, и потемнел, образуя спираль вокруг перепуганного лица человека-чертополоха, а потом взорвался вовне, накрыв Джека, иЭрнона, и людей-цветов, и город – и внезапно это уже была ночь вСпиталфилдз, и человек из 1888-го оказался в1888-м, с саквояжем в руке, и навстречу ему шла женщина в клубах лондонского тумана.

(В мозгу Джека было восемь дополнительных узелков.) Женщине было лет сорок, изможденная и довольно грязная на вид дамочка. Одета в темное платье из грубой ткани, доходившее до самых ее башмаков. Поверх подола на ней был повязан белый фартук, помятый и весь в пятнах. Дутые рукава доходили до запястий, а платье было застегнуто под самое горло. Вокруг шеи у нее был повязан платок, на голове – широкополая шляпа, напоминавшая шумовку с загнутыми вверх краями. На шляпной тесьме красовался уродливый цветок неизвестного происхождения. В руке у нее была сумочка внушительного размера.

Она замедлила шаг, завидев мужчину, стоявшего в глубокой тени. «Завидев»? Нет: она его почуяла.

Он вышел из тени и поклонился.

–Приятного вам вечера, мисс. Не хотите ли угоститься пинтой пенного?

Черты ее лица – погруженные в страдание, ведомое только тем из женщин, кто принимал в свое тело бесчисленные набухшие кровью стволы мужской плоти – разгладились.

–Ох, сэр, а яподумала было, что это он. Сам Старый Кожаный Фартук. Боже мой, ну вы меня и напугали!– Она попыталась улыбнуться, но вместо улыбки просто раззявила рот. Щеки ее были усыпаны красными пятнами – результат болезней и многих галлонов джина. Голос был хриплым – сломанный и едва работающий инструмент.

–О, я всего лишь стряпчий, оставшийся нынче в одиночестве,– заверил ее Джек.– Был бы счастлив угостить милую леди пинтой доброго пива взамен на то, чтобы провести пару часов в ее обществе.

Она сделала шаг в его сторону и сцепила руки.

–Меня зовут Эмили Мэтьюз, сэр, и ябуду рада пойти с вами. Ночь ужасно холодная, а сэтим страшным Джеком на улицах приличной женщине, такой, как я, идти одной небезопасно.

Они двинулись вдоль Троул-стрит, мимо ночлежек, куда жалкая шлюшка сможет завалиться позже – если ей удастся получить пару медяков от этого со вкусом одетого джентльмена с темными глазами.

Они повернули на Коммершл-стрит, и на самом подходе к вонючему переулку у перекрестка улиц Флауэр иДин он подтолкнул ее локтем, направляя в нужную сторону. Они вошли в переулок, и она, думая, что он хочет залезть своей ухоженной рукой ей под юбку, прислонилась к стене и раздвинула ноги, задрав юбку до самой талии. Но Джек вцепился в нашейный платок и скручивал, скручивал, не позволяя ей вздохнуть. Ее щеки раздулись, и втусклом свете газового фонаря он видел, как ее карие глаза в одно мгновенье приобрели цвет жухлой листвы. На лице ее, конечно же, было выражение страха, но и глубокого сожаления от того, что пинты пива ей уже не выпить, да и на койку в ночлежке не заработать, потому что извечное невезение Эмили Мэтьюз свело ее именно с тем человеком, который заплатит злом за ее доверчивость. Абсолютная печаль из-за неизбежности ее судьбы.