До рубежа веков оставалось всего лишь пять лет, напоминала в своем письме Берта. Если движение за мир будет развиваться такими же темпами, официальный европейский режим мира может быть объявлен уже на Всемирной выставке в 1900 году. Она рассказала, что скандинавские страны остаются надежной опорой в борьбе за мир. Известно ли ему, что датское правительство только что решило поддержать Бюро мира в Берне из государственной казны? «Бюджет на дело мира – это нечто новое. Похоже, нашу организацию начинают рассматривать как “общественную пользу”», – писала Берта фон Зутнер40.

Особое место среди скандинавских стран занимала Норвегия. Несколькими годами ранее норвежский стортинг направил обращение к шведскому королю. В своем послании парламент Норвегии потребовал, чтобы впредь все разногласия между Норвегией и прочими странами разрешались мирным образом через третейский суд. Требование было отвергнуто шведскими официальными властями, однако норвежские борцы за мир не собирались сдаваться41. Берта фон Зутнер только что получила вдохновляющее письмо от норвежского писателя и борца за мир Бьёрнстьерне Бьёрнсона, человека, которого она в письме Альфреду назвала «гений с Севера, как и Вы».

Бьёрнстьерне Бьёрнсон не только симпатизировал движению за мир. Он также был одним из лидеров норвежской кампании против шведского господства. Теперь он обещал Берте, что, как только Норвегия освободится от власти Швеции, страна немедленно возглавит антивоенное движение и превратит свою армию во внутреннюю полицию. «Один пример проповедует лучше, чем тысяча апостолов!» – писал он Берте фон Зутнер.

Далее Бьёрнсон объяснял, что большинство норвежцев утратило веру в благословение войны. В Швеции же все обстояло иначе. Там гонка вооружений шла полным ходом. «Общественное мнение в Швеции – так, по крайней мере, говорят мне – угрожает Норвегии войной, поскольку эта страна хочет сама контролировать свои собственные дела. Швеция хотела бы научить нас войне, чтобы мы стали хорошими боевыми товарищами».

Пожалуйста, приезжайте, поработайте с нами, повторяла Берта фон Зутнер Альфреду Нобелю. «Я работаю, борюсь, у меня есть вера… и еще у меня есть, несмотря на все невзгоды и преграды, покой в душе»42.

* * *

В свой день рождения в октябре Альфред получил в подарок от Ингеборг, старшей дочери Роберта, книгу Виктора Рюдбека «Римские дни». Книга ему очень понравилась, он восхищался «душевным благородством и совершенством формы» Рюдберга. В жизни 29-летней Ингеборг, много лет страдавшей от нервов и болезней, произошли перемены к лучшему. Наконец-то она встретила своего избранника, и летом они поженились. Ингеборг не скрывала от Альфреда, что она, по ее мнению, должна благодарить его за «поворотный момент в своем мрачном существовании». Она вспомнила, как они вместе предавались унынию. «Я помню и Твой взгляд, и интонацию в голосе, когда Ты однажды сказал так: “Ах, если бы дядюшка Альфред прожил так долго, чтобы увидеть эту маленькую девочку счастливой в замужестве”. Теперь этот день настал».

За Ингеборг Альфред ощущал особую ответственность. Еще несколькими годами ранее он пообещал Роберту присматривать за ней. На практике это означало все: от проживания до оплаты больших счетов за лечение и поездок на курорты. Теперь Ингеборг осознала, что ее проблемы с нервами объяснялись «разногласиями, давлением и мрачной обстановкой дома», а также что Альфред с его воспитательным подходом подействовал на ее чувствительную душу «укрепляюще». Она называла его «парижским дядюшкой» и «добрейшим спутником». А теперь надеялась, что сможет принять своего «ангела-хранителя» в собственном доме43.

Паулина, мать Ингеборг, попросила своего сына Яльмара особенно поблагодарить Альфреда за его «непостижимо прекрасную заботу и доброту» по отношению к Ингеборг. Восторженные строки пришли и от невестки Эдлы из Санкт-Петербурга. «Много лет я не видела Ингеборг в столь добром здравии, такой спокойной и веселой. Твой вклад в ее счастье наверняка зачтется тебе у дверей апостола Петра»44.

Племянники свивали гнездышки один за другим. Сын Роберта Людвиг перебрался в Стокгольм и обручился с Вальборг, дочерью писательницы Леа Веттергрунд. «Малыши», как называл их Альфред, планировали свадьбу на лето. В Петербурге дочь Людвига Анна вышла замуж за геолога из Баку Яльмара Шёгрена. Они переехали в Нюнэсхамн, и Альфред как раз обсуждал с этим Шёгреном сделку по поводу месторождения железной руды в Норрланде. Яльмар Нобель еще много лет останется холостяком, работая на Альфреда в Бофорсе, однако все они знали, что в случае необходимости могут рассчитывать на дядюшку, когда будут подыскивать себе дом.

«Почти за все, что мы теперь с такой радостью можем назвать своим, мы должны благодарить дядю», – писали Людвиг и Вальборг, когда вселились в свою новую квартиру на Каммакарегатан в Стокгольме45.

В феврале 1895 года палате лордов предстояло вынести окончательно решение по делу о патенте в Лондоне, которому некоторые дали название «кордитового скандала». На этот раз Альфред решил следить за процессом на расстоянии. Шансы на победу он оценивал как минимальные и, находясь в Сан-Ремо, не видел смысла тащиться в Лондон только лишь за тем, чтобы в очередной раз подвергнуться унижению. Ворчливо он напомнил своему английскому адвокату о прошлогоднем фарсе. «Свое решение судьи строили в основном на догадках по поводу того, каковые намерения имел Нобель, что представляется странным, поскольку Нобель находился на скамье свидетелей и его, по крайней мере, следовало спросить об этих сомнительных пунктах»46.

Однако вся эта история не могла оставить его равнодушным. К тому же и время выдалось исключительно тяжелое, ибо скандал вокруг Софи Хесс продолжался. Ее опекун, директор динамитной компании Юлиус Хейднер, больно задел Альфреда, намекнув, что тот сам приучил Софи к роскоши и тем самым виновен в трагическом развитии событий. Как Хейднер может научить ее бережливости, если она «годами привыкала транжирить»?

Альфред счел это невероятной дерзостью. «Сам я столь прост в повседневной жизни, что приличные люди, общаясь со мной, могут научиться лишь умеренности», – писал он в ответном письме Хейднеру. Альфред четко дал понять, что он не «соблазнял и не похищал» Софи и что с него действительно хватит. «Выходит она замуж или нет, больна или здорова, жива или умерла, мне это совершенно безразлично»47.

Будущий муж Софи и отец ее дочери, кавалерист Николаус Капи фон Капивар, повел себя еще нахальнее. Он был на пять лет моложе Софи и находился в затруднительном материальном положении, поскольку ему пришлось сперва развестись с женой. Незадолго до того, когда должно было последовать решение по делу о кордите, Капи написал Альфреду Нобелю, рассказав ему, как тяжело «жениться на чужой любовнице». Не может же Альфред ожидать, что он сделает это бесплатно. Чтобы смириться с такой судьбой, Капи желал удостовериться, что «Софи, уже будучи госпожой Капи, в дальнейшем будет получать свой нынешний апанаж и [что он] сохранится за ее нынешним ребенком в случае ее кончины».