«Хлеба и зрелищ»…

Улицы и сегодня полны, кстати, и погода чудесная.

Впервые сочетание флагов старого национального, красного и флага ДВР[90].

В толпе, тем не менее, заметное утомление и знаменами, и лозунгами, и даже звуками Интернационала332.

Встретил американского представителя господина Смита.

«Разве вы еще не в Чите?»[91] – задает он мне неожиданный вопрос.

«Пока нет», – ответил я и сообщил, что жду приезда семьи.

«Что же скажет мир (? – В. Б.), когда узнает, что вы не поехали?»

«А что он скажет?» – спросил я, в свою очередь, почтенного мистера Смита.

«Вы сами знаете, что он скажет», – увернулся от прямого ответа и мой собеседник.

Напор толпы прервал нашу беседу. Я торопился на раут к новому японскому главнокомандующему генералу Тачибану.

Там уже масса гостей, саке, пиво, сэндвичи… Генерал Такаянаги повел меня к хозяину дома.

Тачибана довольно высокий крепкий мужчина лет под 60, с реденькой, коротко подстриженной бородкой. Сейчас же заговорил со мной по-японски. На выручку явился полковник Исомэ. Обменялись любезностями, причем генерал заявил, что раньше он знал по-немецки, а теперь забыл, но «чувства выражаются не словами, а сердцем, а оно (так, по крайней мере, переводил Исомэ) полно любви к России и русским».

Это было очень любезно для первой встречи, я не остался в долгу.

Поздоровались с прежним главнокомандующим генералом Оой. Он заметно подавлен, кажется – даже стал как-то меньше ростом.

Уход на высокий пост в военный совет, видимо, не особенно его соблазняет. Ему ставят в минус неудачу прошлогоднего выступления 4–6 апреля.

Среди общего говора то и дело раздавался неистовый хохот – это «веселился» командир американского крейсера «Альбани» mr. R.

Ему временами вторил неизменный посетитель всех раутов, обедов и торжеств небезызвестный петроградский врач Бари, кажущийся всегда навеселе.

Как тесен мир! Кого только не встретишь на этом далеком клочке Приморья!

Исомэ советовал ехать в Читу… «Там полная свобода».

«И торговля „без товаров“», – добавил я словами его недавнего выступления.

Хитрый полковник, выросший в довольно крупную фигуру за время пребывания на нашем Дальнем Востоке, был заметно польщен.

«Ведь верно я сказал», – добавил он не без самодовольной улыбки.

Мой заместитель по командованию войсками Приморья генерал Травников вне какого бы то ни было внимания. Его просто не замечают. Жаловался на трудность своего положения.

Говорил с Меркуловым и Сенкевичем. Оба против поездки в Читу, хотя и избраны в члены Учредительного собрания. Одобряют борьбу против советской России, но опасаются борьбы против «просто» России.

Здесь же Антонов (председатель правительства) и Цейтлин. Эти, наоборот, соблазняют возможностью поездки в Читу в вагоне уполномоченного по иностранным делам Сквирского.

Владивосток. 2 февраля

День провел на Русском острове. Заходил к генералу Андогскому. Он в смущении: из Читы определенного призыва нет, здесь жмут академию военные комиссары, сделавшиеся, в сущности, полновластными хозяевами положения. Тревожит мысль о финансах и о целесообразности новых «зигзагов», в которых так искусился почтенный Андогский. К чести его, он делает многое для академии и ухитряется в столь сложное время кормить и ученый, и административный состав подчиненного ему учреждения.

Владивосток. 3 февраля

Финансовые реформы Читы остаются для Приморья просто бумагой. Японская иена и серебро совершенно вытеснили «буферки». Курс на серебре тоже падает.

Правительство, после радикального сокращения штатов, выплачивает жалованье пополам валютой (иена) и серебром. В будущем месяце грозят посадить на паек.

«Каппелевская неделя» идет туго. Местная буржуазия не раскошелилась. Иностранные представительства уклоняются от взносов, опасаясь, что это «будет вмешательством в наши внутренние дела». Кларен говорил мне, что одна из сочувствующих японских фирм – не то «Сузуки», не то «Мицубиси» – вместо обещанных 5000 «пожертвовала» целых 40 иен!

Военное ведомство отказало каппелевцам в кроватях. В управлении главного начальника снабжения царит комиссар Повелихин, а сам начальник, генерал Федоров, только скрепляет бумаги.

Сквирский очень уговаривает поехать с ним в Читу, хвалит тамошнюю жизнь и благоустройство.

Владивосток. 4 февраля

Рано утром приехали с Русского острова генерал Андогский и А. С ними происшествие: японский взвод задержал их автомобиль у казарм 36-го полка. Андогский показал магическую карточку[92] – не подействовало, потащили к коменданту. На попытку разъяснить недоразумение японский офицер заявил: «Ваша русски офицер ходи гауптвахта».

При таких порядках трудно говорить о суверенности ДВР. Действительно, простой японский офицер генерала (чины, правда, считались отмененными), во всяком случае, начальника русской военной академии тащит в кутузку… Такие поступки, несомненно, увеличивают кадры сторонников большевиков. Хотя в конце концов, как это всегда бывает у японцев, все оказалось «ошибкой», но факт насилия остается фактом.

Андогский решил жаловаться в японском штабе. Там тоже пожалеют о «недоразумении», тем дело и кончится.

В Никольск-Уссурийске, ввиду особо дружественных чувств со стороны местного японского командования, каппелевцам предоставлены самые скверные казармы, а в Раздольном продолжаются убийства «неизвестными» из японского штаба и контрразведки. Растет глухое озлобление. В этих условиях русской стороне трудно поддерживать «искренность и дружбу» с географическим соседом.

Владивосток. 5 февраля

Опять смена кабинета. Антонов приглашает меньшевика Берлацкого для управления ведомством финансов. Намечаются министрами лидер крестьян учитель Абоимов и кое-кто из самих крестьян. Последние, между тем, рвутся домой. Им до смерти надоело законодательствовать. Вообще, народное собрание дышит на ладан. Оживляет несколько неугомонный депутат кадет Кроль.

Правая фракция и казаки против нового кабинета и отказались от голосования. Эсеры просто воздерживаются. Таким образом, новый кабинет избран большевиками, меньшевиками и большевиствующими крестьянами.

Внесен запрос о белом терроре в Жариково и Раздольном. Кроль, в свою очередь, штурмует правительство по поводу безобразий начальника милиции Никольска – Харитонова.