усилить ударную группировку механизированными частями и создать дополнительные штурмовые отряды для действий в городской черте.

— Мы можем это сделать?

В этот раз Тухачевский думал дольше.

— Лев Давыдович, у нас есть резервы, но они предназначены для развития наступления от Котельничей до Шарьи.

— А если снять с других участков фронта?

Тухачевский развернулся к карте. Линия фронта тянулась на юг вдоль уральского хребта. Последние три года она практически не изменилась, не считая недавнего наступления к Кирову и нынешнего броска на запад. Немцы, после успехов 1941-42 годов, дальше продвинуться так и не смогли, а армия Троцкого, пользуясь гористым рельефом и близостью Уральского промышленного региона, снабжавшего армию всем необходимым, выстроила крепкую оборону, о которую редевшие дивизии вермахта обломали зубы.

— У нас есть мобильные резервы в районе Челябинска, но они предназначены для отражения возможного наступления немцев… — начал было маршал.

— Немецкого наступления не будет, — прервал его Троцкий.

В кабинете воцарилась мертвая тишина.

— Откуда у вас такие сведения, Лев Давыдович? — наконец, спросил Тухачевский.

— Ниоткуда. — Троцкий вновь почувствовал себя в своей стихии — рискованная ситуация, которую надо точно просчитать и найти единственно верное решение. — Это результат анализа. На текущий момент немцы потеряли инициативу и реагируют на наши действия — и возле Москвы, и на нашем фронте. Уверен, они встревожены создавшимся положением, и гадают, какие еще сюрпризы можно от нас ожидать. Они не знают точно, сколько войск есть у нас, и сколько у Говорова. Товарищ Тухачевский, вы же сами говорили — немцы решили, что мы окружаем Киров?

— Да, так они считали, но это уже в прошлом…

— Я понимаю. Но сам факт такой ошибки показывает, какой разброд царит в немецких штабах на Восточном фронте. Уверен, если у них и были мысли о наступлении, то теперь их нет.

Тухачевский, помолчав, спросил:

— Вы предлагается перебросить стратегические резервы фронта на север?

— Да, я предлагаю именно это.

— Какую их часть?

— Все танковые и механизированные бригады.

Лицо Тухачевского застыло.

— Если так сделать, то на всем фронте от Уральска до Кирова у нас не останется ни одной танковой роты.

Троцкий повернулся к Геннадию Бурцеву, наркому тяжелой промышленности.

— Сергей Васильевич, — обратился он к нему, — сколько танков у нас сейчас выпускается в месяц?

— За прошлый месяц — сто тридцать семь, — ответил министр, обладавший феноменальной памятью на числа, — из них пятьдесят в Танкограде и восемьдесят семь — в Нижнем Тагиле.

— Эти машины уже переданы на фронт?

— Пока нет, экипажи проходят обучение.

— Вот, видите. — Троцкий вновь повернулся к Тухачевскому. — Скоро у вас будет целый батальон, а то и два.

— Лев Давыдович, бригада — это не только танки… — возразил маршал, но Троцкий прервал его.

— Я считаю, что риск оправдан. Нам ни в коем случае нельзя сбавлять темпы наступления, иначе отдадим инициативу в руки врага. Говоров продвигается на восток быстрее, чем мы на запад, а у него ситуация сложнее. И рискует он куда больше нас. Согласны, Михаил Николаевич?

С этим Тухачевский спорить не стал.

Первый налет на железнодорожный мост через Волгу, захваченный партизанами Орловского, начался всего через час после боя. Скорость, с которой враг отреагировал на потерю важнейшего стратегического объекта, неприятно удивила Орловского, но его бойцы были готовы к налету: оборонительные сооружения, выстроенные немцами по обоим берегам возле моста, строились на совесть и разрушить их можно было только прямым попаданием. К счастью, таковых не случилось, к тому же «Юнкерсы», не зная об отсутствии у партизан противовоздушной обороны, не рисковали пикировать прямо на позиции.

Эшелон, предназначенный для перевозки румынской пехоты и доставшийся партизанам, пострадал больше — после выгрузки боеприпасов машинист отвел его от моста на несколько километров. Поезд на открытой местности оказался легкой целью для бомбардировщиков, и после первого же захода загорелись три вагона в середине состава. Пламя быстро распространялось по эшелону, а гасить его было некому. Машинист, втягивая голову в плечи от рева пикирующих бомбардировщиков, отцепил паровоз от состава и, рискуя жизнью, повел его назад, к мосту. Машинисту повезло — к тому времени «Юнкерсы» уже практически израсходовали боезапас и ограничились пулеметными очередями, поднявшими фонтанчики песка на насыпи.

Капитан Самонин, командовавший передовой ротой тридцатьчетверок, из тех сил, что шли на помощь партизанам Орловского, притормозил головной танк возле развилки с указателем: «Космынино — 30 км». Места были глухие — указатель до сих пор не продублировали на немецком. Впрочем, Самонин сомневался, что немцы часто здесь бывали.

Капитан развернул карту местности. Космынино — это ориентир, если этот поселок в тридцати километрах, они уже недалеко до моста. Колонна двигалась по местным дорогам, потому что Костромское шоссе частично еще оставалось под контролем румынских и немецких войск. И, разумеется, риск попасть под авианалет там был выше.

Павел, бородатый щуплый мужичок из местных, вызвавшийся сопровождать колонну, сказал:

— В Космынино румын стоит, я точно знаю.

— Нам туда не надо, — сказал капитан, — нам до моста надо добраться как можно быстрее…

— Тогда поворачивай, — Павел показал на дорогу в сторону от направления на Космынино. Впрочем, от дороги там было одно название — колея в земле, наполовину заросшая травой. На карте ее обозначили редким пунктиром. Ездили туда явно нечасто. Что ж, сейчас это и к лучшему.

— Взгляни-ка, Павел, — капитан показал проводнику карту. — Если сюда свернем, придется проехать две деревни.

— Точно, — сказал тот, даже не посмотрев, — и не две, а их там с пяток будет…

Капитан вздохнул.

— Немец там есть?

— Про немца не слышал, — сказал Павел, пожевав губами, — а вот в Бакшаевке румын стоял.

Самонин вновь взглянул на карту — эта Бакшаевка совсем рядом с мостом. Ничего удивительно, если там расположился гарнизон, охраняющий стратегический объект.

— Ладно, — капитан сложил карту, — поехали дальше. На тебя, Павел, вся надежда.

По лесной дороге двигались медленно, километров двадцать в час. Один раз попалась мелкая речушка, Павел показал, где ее можно переехать. Вскоре после реки показались бревенчатые, с маленькими окнами дома — не деревня, а скорее хутор, брошенный несколько лет назад.

— Люди почему ушли? — спросил капитан, — из-за немцев?

Павел, нахмурившись, ответил не сразу:

— Может, из-за немцев. А может, еще из-за кого… Всякого тут повидали и при царе, и после царя.

Капитан не стал уточнять. В свои двадцать пять он уже повидал достаточно, чтобы усвоить: иногда молчание — действительно золото.

Вскоре еще проехали не то хутор, не то деревню — здесь жили, из труб понимался дымок. Старуха, сидевшая на скамейке возле крыльца, проводила колонну равнодушным взглядом. Привлеченный шумом, на крыльцо вышел ее