эти танки? В чем их преимущество? Да, в прямом столкновении с советскими танками они проигрывают, но все же 75-миллимитровая пушка — грозное оружие. Машина неприхотливая, надежная, сравнительно экономная по топливу…

Крутову вдруг пришла в голову простая, ясная мысль — да, советское наступление развивается успешно, но коммуникации растянуты на двести километров. По существу, войска контролируют только узкую полоску земли вдоль Ярославского шоссе, а стоит отойти от него на пять — десять километров — и там уже ничейная земля, нет ни наших войск, ни румынских, ни немецких. Что мешает немцам организовать мобильную группу на основе Т-4 для атаки по растянутым коммуникациям и по тылам наступающих войск? Именно этим они и занимались в сорок первом, когда сеяли панику, прорываясь за линию фронта, и этим же занимались советские танковые бригады, только уже в сорок четвертом и сорок пятом.

Крутов связался по рации со штабом Кантемировской дивизии и изложил свои соображения. Оказалось, там думали в этом же направлении. Если предположить, что немцы задумали атаку на коммуникации и тылы, возникал вопрос, где они могли это сделать?

— Взвод Т-4 был уничтожен в первый же день наступления, в районе Мытищ, — сказал Крутов, — возможно, остальные танки еще там.

— Прошло три дня, — возразил ему начальник штаба, — за это время они могли уйти куда угодно.

— А как у них с топливом? — Крутов вспомнил разговор со знакомым капитаном перед началом наступления: тот говорил, что одна из его задач — обнаружить и уничтожить хранилища бензина для бронетехники.

— Достоверно неизвестно. — Начальник штаба вздохнул. — Хранилища мы обнаружили, но он были почти пусты: то ли немцы успели заправиться под завязку, то ли у них проблемы с бензином…

На этом разговор прервался — в Щедрино вновь потребовалась помощь тяжелых танков: зенитки, замаскированные в лесу у окраины села, открыли огонь по тридцатьчетверкам. Крутов скомандовал первым двум взводам перестроится в боевой порядок и выдвинуться к месту боя.

Размышления о пропавших немецких танках пришлось оставить на потом.

Последние три дня Вальтер Модель, командующий группой войск рейхскомиссариата Московия, спал не больше четырех часов в сутки: он действительно чувствовал себя «пожарным», как его и звали за глаза в высших кругах вермахта. Советский удар на северо-востоке оказался полной неожиданностью, и хуже всего было то, что цель этого удара на протяжении первых двух суток боевых действий оставалась неясной? Чего добивается Говоров? Какой смысл перебрасывать самые боеспособные части на восточный участок фронта, если немецкое наступление начнется на западном? Неужели, лишившись поддержки сталинского СССР из-за прервавшейся связи между мирами, Говоров решил оставить столицу и прорываться на соединение с Восточным Союзом?

Модель колебался, потому что плохо знал Говорова — этот русский генерал был для него темной лошадкой. Скрипя сердце Модель даже связался с Гудерианом, которого недолюбливал за вспыльчивый характер и особенно за авантюризм в планировании войсковых операций — Моделя особенно бесило, что прославленный командир танковых армий называл это смелостью и решительностью. Однако Гудериан был единственным представителем высших офицеров вермахта, лично разговаривавших с Говоровым. Возможно, решил Модель, тот лучше понимает, как мыслит этот русский.

— Сдать Москву? — повторил Гудериан, выслушав своего коллегу. — Дорогой Вальтер, я в это не верю. Говоров шел на огромный риск, договариваясь со мной. Думаю, он будет защищать этот город до последней возможности.

— Тогда в чем смысл его операций? — спросил Модель. — Ради чего он сильно ослабил западный участок фронта?

Гудериан хмыкнул.

— Риск и не так уж и велик, — возразил он. — Думаю, он знает, что вы не начнете наступления без долгой подготовки. — В этой фразе быстрый Хайнц не удержался от колкости: сам-то он предпочитал действовать по обстановке, с ходу, опираясь на инициативу офицеров среднего звена. — Скорее всего, его цель обратна той, которую вы предположили, дорогой Вальтер, — продолжил Гудериан, — я уверен, что Говоров хочет укрепить оборону Москвы…

Разговор с Гудерианом не дал Моделю ничего, кроме раздражения: что за бред, как может наступление на северо-востоке укрепить оборону Москвы? Однако на следующий день недоумение «пожарного фюрера» развеялось — и надо признать, это грубиян Хайнц в чем-то оказался прав. Да что там говорить, не в чем-то, а в основном прав! Именно в этот день из штаба восточного фронта пришли сообщения о фланговой атаке войск Восточного Союза в районе Кирова. В отличие от тугодумов, сидящих в штабе фронта, едва взглянув на карту Модель сразу понял — Говоров координирует свои действия с Тухачевским, командующим армией Восточного Союза. И, опираясь на оценку Гудериана, «пожарный фюрера» догадался — цель этих совместных операций заключается в том, чтобы соединить западный анклав с центром в Москве, с территорией, контролируемой Восточным Союзом.

Вот это вполне в духе генерала, готового идти на риск. Так что, увы, быстрый Хайнц оказался прав.

Поняв планы противника, Модель успокоился — хуже всего для него была неопределенность. Теперь, когда ситуация прояснилась, можно планировать ответные действия. Проблема была в низкой плотности войск на северо-восточном участке фронта: никто не ожидал наступления русских с этой стороны! Да и качество этих войск, прямо скажем, сильно проигрывало в сравнении с группировкой западного участка. В 1942 под Сталинградом румыны побежали со своих позиций, и только вовремя принятые Манштейном контрмеры позволили восстановить поплывший фронт. В результате этих, с позволения сказать, «союзничков», отвели на более спокойные участки фронта — как раз вроде того, где сейчас наступали танки Говорова. Ну, кто же мог предвидеть такое развитие событий?

Модель вызвал своего начальника штаба — генерала Ганса Кребса. На этого старого служаку всегда можно было положиться в части планирования — Кребс обладал прекрасной памятью и точно знал дислокацию всех подразделений, а также их командиров.

Когда Кребс вошел, Модель изучал карту рейхскомиссариата. Введя Кребса в курс дела, он попросил нанести на карту места дисклокаций подразделений вермахта и союзников на северо-восточном участке фронта от Мытищ до Костромы.

— Это все? — спросил Модель, когда начальник штаба закончил.

— Да, мой генерал, — ответил тот.

Модель ощутил, как в нем поднимается злость на его предшественника — этого выскочку Гудериана. Да, конечно, его любимое — смелые быстрые операции, танковые клинья… А об обороне кто-то подумал? Конечно, нет, ведь русских здесь никто не ждал.

Впрочем, сейчас жаловаться бесполезно — за неудачи ОКХ будет спрашивать с него. Все, что у него есть на протяжении почти трехсот километров — две румынские пехотные дивизии, которые наложат в штаны при виде русского танка, несколько батарей, в том числе противотанковых, и два неполные роты устаревших Т-4, неспособных бороться с