бы душу отдала, чтоб этот миг тянулся вечно. Тьма, как давно! Тогда я умела таять от одного теплого взгляда…

Адриан приближался. Он правил конем одной рукою, с дерзкой небрежностью, а второй придерживал эфес меча. Красивый, надменный, как тогда. Пожалуй, еще красивее.

Я мечтала о нем. Зачем врать себе? Мечтала в день, когда он выбрал другую. Мечтала, когда умирала от яда, с лопаткой в руке, ковыряя сырую землю. Сколько мне осталось? Наверное, дня два. Что я успею? Прорыть полтора фута и тысячу раз вспомнить Адриана. Мечтала, когда вышла на свободу. Первый луч солнца в глаза, и первая же мысль - о нем. Теперь я свободна, и все может сбыться!.. Инжи Прайс сказал: «Ты ж высокородная, как митра на епископе», - и я подумала: да, так и есть! Я – янмэянка высшей пробы, так почему нет?

Серый, туманный Уэймар; смертельные тайны подземелий. Слова леди Ионы: «Ваш любимый сжег заживо прошлую невесту». Слова графа Виттора: «В столице вас казнят за сговор и обман». Я смеялась над абсурдом. Это же Адриан – добрый, справедливый, милосердный! Итан с Шаттэрхендом спасли меня, и я знала: это он их послал. Он – моя защита и путеводная Звезда. Есть лишь одна Звезда в небе!

Солнце склонилось так низко, что било в глаза, выжимая слезу. Времени осталось лишь на один разговор, потом стемнеет.

И Мира подумала: а сколько слез я о нем пролила. «Ваше величество»… Эти слова, обращенные ко мне, стали самым страшным звуком в жизни. Нет, вторым после звона тетивы, убившей отца. Я плакала, въезжая в Фаунтерру, входя в его дворец, садясь на его трон… Пила каждый день, поскольку не могла слышать это «ваше величество». И нет, я не плакала над его трупом, просто думала: лучше б я была на его месте.

Когда узнала, что он жив, чуть не сошла с ума от счастья. «Отрекаюсь в пользу Адриана! Он – наш владыка!» Все отдала вмиг, без колебаний… А хрустнуло во мне через десять минут. Первая ниточка порвалась, когда лорд-канцлер сказал: «Адриан – трус. Он даже не явился защитить Менсона». И я впервые подумала: он также не явился помочь мне. Все беды мира легли на легли на мои плечи – а у него нашлись дела поважнее…

- Как дела во вверенном вам городе, бургомистр? – спросила Минерва, по праву императрицы сказав первое слово.

Она хотела звучать насмешливо, но вышло хрипло и хрупко. Адриан снял шлем, встряхнул темною гривой:

- Чувство юмора верно вам, миледи. Но сложно наслаждаться им с расстояния. Не спуститесь ли?

Он протянул ей руку, будто желая помочь сойти со стены. Парочка бешено замотал головой: нет, детка, не смей! Мира и сама знала: высота стены – спасение. Пока Адриан стоит ниже, она защищена от его власти.

- Мне хорошо здесь, милорд. О чем вы хотели поговорить?

Он произнес с сокрушительной мягкостью:

- Я прошу вас вернуться.

- В Фаунтерру?

- Нет в то время, когда мы были друзьями.

В горле пересохло. Мира потеряла слова.

- Мы понимали друг друга, как никто. Каждая беседа была отрадой для души. Я наслаждался вашим умом, а вы – моим. Ничто не изменилось! Все пути по-прежнему открыты для нас!

Мира задохнулась. Она готовилась язвить и высмеивать, стыдить Адриана за трусость, властолюбие и самодурство, упрекать исчезновением… Весь яд испарился без следа, Мира смогла выдавить одно:

- Теперь вы женаты, милорд.

То было идовски плохо. Худшее, что можно сказать. Эти слова оставляли за Адрианом всю моральную правоту, сводили обвинения Минервы к банальной, глупой женской ревности. Он развел руками:

- Кто из нас лишен недостатков? Вы сами знаете: брак императора – политический акт. К любви он не имеет отношения.

К любви… Убийственно тонкий намек. Если б сказал прямо: «Я люблю вас», - грубая лесть отрезвила бы ее. Но сказано одно слово: «любовь», - за которым можно домыслить что угодно.

- Милорд… Между нами невозможно…

Адриан положил шлем на сгиб локтя – как рыцарь на ристалище после турнира, ожидая цветка из рук красавицы. Каким-то чудом он обратил в успех даже низость своего положения.

- Наши противоречия неразрешимы… вы должны признать…

Адриан терпеливо ждал, пока Мира сама запутается в словах.

Парочка, прячась за зубцом, толкнул ее в спину:

- Детка, не раскисай!

- Милорд, - наконец, выдавила она, - вы должны признать мою власть.

Адриан прижал руку к сердцу:

- Я признал ее давным давно.

- Не путайте меня! Я не в этом смысле…

Он поймал ее взгляд, как змея ловит мартышку:

- Важна только близость душ. Прочее не стоит и пыли!

- Милорд, вы… вы бросили меня!

Адриан улыбнулся, превращая в тесто последние косточки ее тела:

- Виноват, миледи: я был убит не вовремя. Но вернулся со Звезды и молю вас о прощении!

Мира издала тихий, безнадежный вздох. А Парочка столь же тихо шепнул:

- Зарежет. Мамой клянусь.

Ее встряхнуло.

- Вы лжете…

Было не понять, к кому обратилась Минерва. Ответили оба. Адриан воскликнул:

- Янмэй свидетель: я в жизни не обманывал вас!

Парочка проворчал:

- Хочешь зарезать бабу – сначала успокой, иначе визгу будет…

Мира словно рухнула в прорубь и вмиг отрезвела от ледяной воды.

- Милорд, меня трогают ваши слова… Но позвольте спросить: зачем привели войско? Я стесняюсь скопления людей. Не отошлете ли их?

- Спускайтесь, миледи, и вместе поведем полки в Фаунтерру.

- Простите, но в Фаунтерре они ни к чему. Я выдвинула корпус на запад, чтобы остановить орду. Совершите подвиг: возьмите армию и разбейте шаванов!

Улыбка Адриана стала только шире:

- Миледи, шаваны мало меня заботят. Они не должны заботить и вас. Перед нами открываются такие горизонты, каких вы даже не представляете! Спуститесь и дайте все объяснить наедине. Сияющее будущее ждет нас!

У Миры вновь закружилась голова. Чуткий Инжи толкнул под ребро, она шикнула:

- Отвяжитесь…

- Миледи, теперь вы владеете первокровью. Повелеваете Священными Предметами, но не знаете, как употребить эту власть. Идемте же, станьте моей правой рукою, я научу вас творить чудеса! С вашей помощью я сделаю счастливым весь мир!

- Великое древо ордена?

- Да, миледи! Я познал его суть – и она прекрасна!

- Со мной есть один человек, - сказала Мира. – Полагаю, орден ищет его.

- Визитер?!

Глаза Адриана вспыхнули огнем. Слишком ярко. Подозрительно ярко.

- Как