Приежжай часу в девятом вечера!

И вышла.

— Пойду схожу к благочинному!

Пришла к благочинному.

— Простимой ле грех из-за мужа согрешить?

Благочинному эта красавица нать:

— Нет, непростимой большой грех, а со мной, дак не будет грех: епархия замолит!

— Приежжай в часу десятом!

Пошла к архирею:

— Простимой ле грех из-за мужа согрешить?

Архирей тоже на эту красавицу обзавидовал:

— А согрешим со мной, дак вся империя замолит.

— Приежжай в часу одиннадцатом!

Она ушла домой.

Там она яшшик опорожнила и склала деньги куда ле.

Вот живет, поживает. И звонок у ворот.

— Кто, кто приехал?

Бачко заехал в гости. Она потихоньку да помаленьку самовар наставлят. Чай попивают. С час немного и време.

Опять звонок у ворот.

— Это кто наехал?

— Благочинной.

А чин чину повинуется ведь. Чин чина боится. Бачко дронул.

— Я-то куды, я-то куды?

Она говорит:

— У меня яшшик есь большой, ты в яшшик!

Стала опеть благочинного угошшать, с час време прошло, а тут звонок у ворот.

— Кто, кто у ворот?

— Архирей.

Благочинной архирея боитсе:

— Ох, ох, я-то куды деваюсь? Што архирей скажот: зачем к женшины пришел? Я-то куды?

— В яшшик.

И два там собрала.

Стала архирея угощать. — Король-ат и садит. Едет. Звонок.

— Кто, кто у ворот?

— Из Пруссии король!

Испугался архирей.

— Я-то куды. Расстригёт меня!

— В яшшик!

Король приехал:

— Ходила к попу духовнику? Спрашивала ле?

— Ходила. Грех большой, непростимой. Не буду грешить?

— Скорей, — король-от разгорячился, — несите мой яшшик в сани!

Слуги вынесли. Король поехал домой с яшшы...

(Хохот пресек рассказ). С яшшиком!

Вот и поехали. Едет, гонит! у купца все не марается рубашка. Приехал король, кликал пир и выпустил ейного мужа.

Пировал-жировал.

— Есь ле в Пруссии эка хозейка, штоб не согрешила, на эки деньги, на эдаки деньги не обзарилась!

Отворяет яшшик: тут поп, благочинной, архирей...

Три штуки запёрано.

А у хозеина все рубашка бела.

— Поежжай домой да выпусти, там сидят двое ишша.

(«Красная Нива», 1926, № 29).

II

СКАЗКА М. И. ВДОВКИНОЙ

Сказка о рябке, записанная со слов крестьянки М. И. Вдовкиной, является великолепным образцом диалогического мастерства в сказке. В виду отсутствия каких-либо сведений о сказительнице, мы помещаем эту сказку не в основном тексте, но в приложениях. Сказка записана в 1913 году в деревне Слудской, Котельнического уезда, Вятской губернии.

РЕБОК

Муж с женой поехал к тестю в гости. Доехал до лесу. Он поймал ребка. Жена спрашивает:

— Муж, кому ребка?

— Батюшке моему.

— А моему-то що?

— А нет ничего.

Жена говорит: «Не поеду в гости! Едь домой!»

— Ты — говорит — жена, не захворай.

— А що — говорит — захвораю, так захвораю!

Кому ребка?

— Батюшке моему.

— А моему-то що?

— А нет ничего.

— Едь скорей домой!

Едет домой.

— Жена, ведь, я к дому подъезжаю.

— Ну так що? Подъезжаешь, так подъезжай!

Кому ребка?

— Батюшке моему.

— А моему-то що?

— А нет ничего.

— Захворала я. Поезжай скорее за попом приобшать меня!

Ну, привез он попа и бежит в избу пере́же попа.

— Жена, я попа привез!

— Ну, так що? Привез так привез! Кому ребка?

— Батюшке моему.

— А моему-то що?

— А нет ничего.

— Приглашай скорее!

— Ну, жена, я попа повез; не умри без меня!

— Ну, так що? Умру так умру! Кому ребка?

— Батюшке моему.

— А моему-то що?

— А нет ничего.

— Умру без тебя! Вези мы́тничу!

Привез мытничу. Бежит переже домой.

— Жена, я привез мытничу.

— Ну так що? Привез так привез! Кому ребка?

— Батюшке моему.

— А моему-то що?

— А нет ничего.

— Давайте, мойте меня скорее!

Он и говорит.

— Жена, надо мне итти домовѝшшо делать, мужиков звать.

— Ну так що? Делать так делать! Кому ребка?

— Батюшке моему.

— А моему-то що?

— А нет ничего.

Идут мужики мерку снимать. Она опять мужа спрашивает:

— Кому ребка?

— Батюшке моему.

— А моему-то що?

— А нет ничего.

— Кладите в домови́шшо скорее!

— Жена, я тебя везти хочу.

— Ну так що? Вести так вести! Кому ребка?

— Батюшке моему.

— А моему-то що?

А нет ничего.

— Вези скорее!

Подъезжает к селу.

— Жена, ведь я к селу подъезжаю.

— Ну так що? Подъезжаешь так подъезжаешь! Кому ребка?

— Батюшке моему.

— А моему-то що?

— А нет ничего.

Приехали на кладбище.

— Жена, ведь, я тебя в могилу хочу спушшать.

— Ну так що? Спушшаешь так спушшай!

И опять спрашивает:

— Кому ребка?

— Батюшке моему.

— А моему-то що?

— А нет ничего.

В могилу спустил. Она опять спрашивает:

— Кому ребка?

— Батюшке моему.

— А моему-то що?

— А нет ничего.

— Ребята, вали глину!

Тут ее и завалили глиной.

Жена в могиле-то и зашумела. «Твоему, твоему, твоему!»..

А он ее уж завалил, так теперь нечего.

(Великорусские сказки Вятской губернии. Сборник Д. К. Зеленина № 76; стр. 227—229).

III

СТАРИННЫЕ СКАЗОЧНИКИ

В русской литературе о сказке есть две забытые статьи даже, быть может, вернее будет сказать: не забытые, а как-то сразу затерявшиеся на журнальных страницах и оказавшиеся вне поля зрения специалистов. Между тем, они очень ценны, и как ранние попытки оценить значение искусства сказочников и как очерки двух, видимо, превосходных мастеров.

Одна заметка относится к 1848 году и принадлежит сестре известного критика-журналиста, Н. А. Полевого, — Е. А. Авдеевой, автору ряда беллетристических рассказов и бытовых очерков о прошлом. Авдеева же известна и как пионер в области издания сказок для детей. Раннюю молодость она провела в Сибири, впоследствии явилась в ряду первых сибирских бытописателей и собирателей устного творчества. В одном из очерков, посвященных быту и нравам старого Иркутска, помещен и рассказ о сказочнике Терентьиче.

Другой очерк принадлежит известному историку, позже основателю и редактору «Русской Старины», М. И. Семевскому. В 1864 году он поместил на страницах «Отечественных Записок» специальный очерк «Сказочник Ерофей». 60-е годы были как раз эпохой усиленного внимания к собиранию сказок. В 1858 году вышел открывший собою историю изучения русской сказки сборник Афанасьева, в 61—63 годах выходили замечательные сборники Худякова, в это же время