она ему и говорит: «Больнё хорош офицер, дать бы ему чин подполковника». Пожил с мисець времени. Вот опять требует за деньгами себе. Те басни, другие, потчивала, потчивала и опять на диван просит: «А завтра», говорит: «будешь генералом!» Опеть он уехал так домой.

Пожил мисяць, больше. Приежжают, посмотрели, что хорошо действует генерал и солдаты слушают его. Он опеть прожил мисець, более. Его требуют за деньгам. Потшивали, потшивали его и опеть к себе на диванчик. «Нельзя», говорит: «кабы я генералом объежненским — дивизии генералом». Генералом прославили его.

Служит мисяць и более. Приехал сам цярь и сделали его самым высшим лицём. Она его и приказывает за деньгам. Он и говорит: «Ах! Нельзя мне согрешить — у меня есть жена, а у тебя муж, закон нельзя нарушить!» Вот и рассердилась на его. «Я тебя произвела! Завтра будешь рядовым!» — «Нет, уж удалела, сам цярь наложил нашивки те!» Она рассердилась и деньги выдала ему.

Вот он уехал — приежжает муж, она и говорит: «Уж больне мне опротивел генерал, глядеть на него не могу. Сделай ему унижение!» — «Нет никак не могу! Теперь нельзя. Его лучше в объежненски генералы». Вот его произвели, и поехал он в свой город войска смотреть.

И стал он на постой в свой самый дом. И стоит в своем доме и смотрит войска. Выдет на балкон и смотрит, честь отдавают генералу. Вот идет та рота, в которой ее муж служит. Вот дошел ее муж, на колени — не мог перенести, што рядовым солдатом мимо своего дому идет.

На другой день приказал эту роту себе на двор. Те испугались, видимо, не так цесть отдали. Вот дядька и заставил вряд свою роту; выходит генерал смотреть. Доходит до своёго мужа и спрашивает: «Об цём ты тоскуешь? Об жене своей ли, об детях своих, либо в доме своем»? Он не признается. «Ни об цём не тоскую», говорит. — «Да как ты, невежа? Об цём ты падаешь на колени — ноги не ходят. Раздиньте его, солдаты, до гола, дайте ему двацать пять розог! Он по жене своей тоскует!»

Стали его солдаты роздевать — он почирни́ет и побледни́ет. Взятши его, как бы повалили стегать, а она и говорит: «Бросьте уж, прощу первую вину!» Как его оди́ли, оставили. А он опять: «Роздиньте — хоть пятнадцать розог надо дать!» Как его повалили, а она и говорит: «Бросьте его, сукина сына! Можот, перестанет тосковать!»

Опеть его одили: только его одили, она опеть: «Роздиньте его, сукина сына, хоть пять розог нужно дать! Да бросьте его, сукина сына — у него и ножки не ходят. Дядька! отдай его мне в лакеи, он и ходить не можот!» — «Дело не мое», говорит: «обирай, хоть всех!» Взел в лакей его себе. Вот эти ушли солдатики со двора, его оставили. Вот сицясь до вечера доживает и говорит: «Принеси, лакей, ведро вина да ешшо других напитков. Завтра я буду именинник!»

Вот на именины созвали этого хозеина, который в доме живет, лакея поставили ко дверям. Писарей посадили в другую коморку писать, штобы они, што станет говорить, штобы слышали. Она — поить этого хозеина очень сильно, и напоила его пьяного и стала его спрашивать: «Как же ты в этот дом попал? Раньше я бывал, в этом доме живали». — «Потому што не я живал в этом доме». — «И как же ты попал сюда?» — «А вот твой хозяин этому дому торговал в нашем городе, заложился за жену — она никому не даст, говорит. Никому с ее патрета с ее не снять, говорит. Я и приехал, это дело изорудывал!» — «Да как же ты это дело изорудывал? Согрешил, нет ли с ней?» — «Нет», говорит: «никак я с ей не согрешил и попуста я списал из сундука, а перстень мне эта бабушка принесла, я ее́ кормлю на место матушки: она за пятьсот рублей мне перстень принесла. А писаря же все пишут. «Я, говорит, всѐ ложно сделал». — «Так ты все ровно, што эти две души погубил», говорит: «где же они теперь», говорит: «находятся?» — «А я слыхал, што Иван служит рядовым солдатом, а про нее́ извистия нету. Знать она потонула, знать она удавилась».

Вот уж ей полно потцивать. Ушол он в свой кабинет. «Пойдем-ко, лакей, и мы спать! Вались, лакей, ты к стенке, а я взад». — «Нет», говорит: «ваше благородие, я с краю, может принести што потребуется». Генерал приказал; рядовой солдат повалился к стенке, генерал на крайчик.

[Следует обычный эпизод признания, но изложенный с обилием циничных подробностей.]

Вутро опять и говорит: «Наряжайся ты лакием». Она повески подала, штобы ехал чарь сюда — неисправны здесь войська. Приехал цярь, набралось публики, господ много. Вот выходят эти писаря. Она и объясняет хозяину: «Ну, сказывай, как ты в этот дом попал?» — «Это мой старинной!» — «Как старинной?! Писаря! читайте!» Те и прочитали, все и слушают. «Ведь он погубил две души. А я», говорит: «этому дому хозяйка!» Взяла сняла с себя платье, сбросила, все глядит: «Как женшина, а генерала дослужила!» Она все объяснила. Говорит ей цярь: «Што хочешь, то и делай!» Она потребовала, штобы казнили хозеина, а старуху вон куда-нибудь, бог весть, куда увезти. Мужа ее сделали генералом, а ее́ генеральшей. Имушшество все потребовали от короля того назадь.

(Сказки и песни Белозерского края... 121; стр. 220—224).

СКАЗКА М. Д. КРИВОПОЛЕНОВОЙ

Марья Дмитриевна Кривополенова, нищенка из Архангельской губернии — известная «бабушка Кривополенова», в период 1911—1921 годов неоднократно выступавшая с исполнением былин и сказок в разных городах Союза (Ленинград, Москва, Саратов, Ростов, Харьков и др.). Широким кругам читателей известна она и по книжке О. Э. Озаровской «Бабушки старины». I-е изд. 1916 г.; 2-е — 1921 г.

Основной репертуар М. Д. Кривополеновой — былины; как сказочница известна она в меньшей степени, хотя сказок знала она довольно много и прекрасно их рассказывала. По характеристике О. Э. Озаровской, сказки — «область, в которой бабушка безгранично очаровательна... Ее горячий темперамент, детская веселость, остроумие, увлечение всем тем, о чем сейчас грезит, изумительное владение языком... — все это делает ее сказку высоко-художественною, но, но... увлеченная бабушка сыплет слова, глотает концы их, не договаривает всех фраз, и потому наслаждаться ее исполнением может лишь сидящий вплотную к ней. Попросите говорить помедленней — и бабушкин пыл остывает»...

ВЕРНАЯ ЖЕНА

Бывало, живало — купець да купчиха. Бывало у них