– Господа, – совершенно спокойно произнес он, – Аринавоспитывалась в племени Мамбо-тонго, у его членов существует обычай: еслиприехал куда впервые, следует, в качестве приветствия, поцеловать землю упорога. Надеюсь, Арина скоро забудет об этой привычке, потому что, самипонимаете, почва в непромышленной африканской стране и асфальт в Москве – этодве большие разницы. Арина, радость наша, остановитесь! В России не следует такуж точно выполнять обычаи!

Сильные руки подняли меня, встряхнули и поставили нашпильки.

– Спасибо, – прошептала я, ковыляя за Федором по лестнице.

– Нема за що, – тихо ответил пиарщик, – кушай на здоровье.

Следующее испытание ожидало меня за столом. В меню оказалисьсплошь неизвестные блюда: стейк из аллигатора, суп из буйволиных хвостов,жаркое из обезьяны, ростбиф из носорога, уши слона с овощами и таинственноенечто под названием «Крас-тонго».

– Арина чувствует себя тут как дома, – щебетал Федор, листаякарту, – милая, что вкусней: обезьяна или аллигатор? Что есть станем? О..,кобра в горшочке, пойдет?

– Нет, – пискнула я, чувствуя, как желудок, словно лифт вмногоэтажном здании, рвется вверх. – Только не змею.

– Отчего же? – ерничал Федор. – Похоже, их тут хорошоготовят.

Я разозлилась. Он должен мне помогать, а не топить.

– Сейчас не сезон для кобры, ее едят только зимой, в момент,когда пресмыкающееся накопило жир, – бодро соврала я. Федор удивленно глянул наменя.

– Да? Не знал. Видите ли, я, в отличие от вас, никогда нежил в Африке. Тогда обезьяна на вертеле? Это как? Можно в июне?

– Нет, – взвизгнула я, коченея от ужаса. – Хочу рыбу, вот..,мурасу в листьях.

– Нет проблем, – пожал плечами Федор и поманил пальцемпочтительно кланявшегося негра. – Значитца, даме рыбку, мне салат из овощей, авот тем трем дядям…

– Нам чего попроще, – хором сказали журналисты, – водки имясо нормальное, не аллигатора.

Пока готовили заказ, я давала интервью. Процесс протекалоригинальным образом. Когда журналист задавал вопрос, ну, к примеру:«Расскажите о вашей семье», Федор мигом начинал отвечать:

– Арина не замужем и не имеет детей, но она считает, чтоличная жизнь неприкосновенна, и давать комментарии по этому поводуотказывается. Да, дорогая?

Следовал крепкий тычок в бок, и я, словно дрессированнаясобачка, начинала кивать, приговаривая:

– Да, конечно, естественно.

Потом принесли еду. Корреспонденты с жадностью набросилисьна угощение, Федор начал лениво ковырять вилкой в салате, я попробовала рыбу.Таинственную мурасу подали целиком. Справа – большая голова с выпученнымиглазами, слева – хвост, посередине нарезанные куски. Неожиданно рыба оказаласьвкусной, и я, не ожидая никаких подвохов, съела один ломоть и хотела принятьсяза второй. Не успела я воткнуть вилку в мякоть, как голова моргнула глазами.

– Мама! – заорала я.

– Что такое? – подскочил Федор.

– Она моргает!

– Кто?

– Рыба.

– Да-да, конечно, моргает, – начал успокаивать меняподоспевший официант, – не сомневайтесь, мурасу подана, как и полагается,живой, у нас все без обмана.

Чувствуя, что съеденная рыба вновь оказалась во рту, япрошептала:

– Воды.

– Какой? – засуетился негр. – Может, лучше Бумбо?

– Да, – кивнула я, – только скорей, сейчас умру!

Через пару секунд передо мной возник запотевший стакан. Я,игнорируя соломинку, одним махом опрокинула в себя прохладную жидкость. Тошнотаслегка отступила. Я глянула в пустой фужер и чуть не лишилась чувств. На днележало нечто, больше всего похожее на огромного черного таракана.

Рыба и вода стремительно начали подниматься из желудкавверх. Я вскочила и, спотыкаясь о настеленные повсюду циновки, рванула напоиски туалета.

Слава богу, санузел оказался не африканский, а самый обычный– с чистым, нежно-розовым унитазом и маленькой раковиной. На стене виселоогромное зеркало. Я отвернула кран и увидела в посеребренном стекле жуткуюморду. Глаза с темно-зелеными веками и слегка размазавшейся тушью казалисьогромными, щеки горели лихорадочным румянцем, губы пламенели остатками помады,волосы стояли дыбом, словно их хозяйку шандарахнуло током. В довершение картиныу чудовища на груди болталась железная цепь с куском бронзы… Понадобилась целаяминута, чтобы осознать, что данный монстр – я.

Пальцами, унизанными идиотскими перстнями, я попыталасьпригладить лохмы. Господи, а ведь это только начало. Надеюсь, мне не придетсяостаток жизни таскаться по кабакам, изображая из себя африканку.

Домой я приплелась около одиннадцати, надеясь на то, чтоОлег, как всегда, задержится на работе. Но, как назло, супруг уже освободился.Он вышел в прихожую и с удивлением спросил:

– Вам кого? Как вы сюда попали? Я скинула шпильки иплюхнулась на стул, вытянув вперед «фольговые» ноги.

– Жену не узнал? Что, в общем, учитывая твой график работы,не слишком удивительно.

– Вилка, – попятился Куприн. – Что это на тебе надето?

– Пиар, – вздохнула я.

– Что? – не врубился мой майор, не имеющий никакогоотношения к рекламному бизнесу.

– Смена имиджа, – растолковывала я, пытаясь стянуть спальцев кольца, – ты не пугайся, так одеваться надо лишь на мероприятия,которые устраивает издательство. Просто сегодня я забыла свою нормальную одеждуу Марины в кабинете.

– А-а, – протянул Олег.

Я хотела продолжить объяснения, но тут из кухни высунулсяЛенинид.

– Эй, доча, – воскликнул он, – приветик! Окрошечкухаватьпойдешь?

Я вспомнила моргающую глазами рыбью голову и закричала:

– Нет!

– Чего орешь? – обиделся папенька. – Ничего плохого нехотел, окрошечки предложил. Ты на карнавале была?

– Отстань, – прошипела я, борясь с перстнями.

– Пошли, Ленинид, – вздохнул Олег, – холодное в жару –первое дело.

Я чуть не зарыдала, глядя, как они удаляются по коридору.Кольца сидели на пальцах словно прибитые. В прихожую влетела Кристина.