class="p1">— Там когда-то олени с верблюдами вздумали выяснять религиозные вопросы, — вздохнула Луна. — Кому-то там они поклонялись и не сошлись во мнениях, что угоднее их покровителю — сбрасывать в святилищах рога или плевать на алтари.

— Чего?! — Эпплблум выронила яблоко, выловленное из мешка. — Они там шо, вконец сдурели?

— Хуже, — Луна поморщилась, рассеянно глядя куда-то вглубь веков. — Дошли до обвинений друг друга в святотатстве, потом царь оленей Аксисандр Первый поскользнулся на чьём-то злокозненном плевке, сломал себе левый рог… и в приватном порядке отбил императору верблюдов Бактрианопарту почки, придатки к нижнему, эм-м, рогу и охоту плеваться мимо алтаря. Доказать, что не верблюд, тот, что характерно, так и не сумел. Впрочем, ходили слухи, что рога у царя были столь развесистыми не только по естественным причинам… м-да, но как бы там ни было, они сцепились, и после нескольких сражений в стиле «шаг вперед и скок назад» кто-то в чьих-то верхах потерял терпение, и маги с обеих сторон жахнули запрещённой магией со всей дури. Не стало ни лесов, ни священной рощи, где жили паукорны, от всей Шемарханы осталась пустыня с мертвецкими проплешинами и некроскорпионами, да несколько полузасыпанных песком разрушенных городов, где ещё живут потомки оленей и верблюдов, почти совсем одичавшие. Что не мешает им по старой памяти люто враждовать. Даже Твайлайт с Элементарной Бандой оттуда еле ноги унесли — их там чуть не съели. Буквально.

— Жуть… — поёжилась Свити и придвинулась вслед за подружками ближе к огню.

Луна моргнула, возвращаясь в настоящее. Виновато почесала ухо.

— Ох… Простите, девочки, мне не стоило так углубляться… Это не та тема, которую стоит обсуждать у нашего костра.

— Да уж, зато ужастик вышел тот ещё, — пробурчал Дискорд. Покосился на сбившихся в кучку и скуксившихся понек, пафосно выпрямился и простёр длань: — Мы даруем тебе прощение, дщерь не моя, но налагаем епитимью: поведай же нам наконец, что было за той дверью?

Нахохлившиеся поньки встрепенулись и жадно уставились заблестевшими вновь глазами на принцессу.

Луна с облегчением улыбнулась — стрелки Дискорд перевёл вовремя и удачно.

— Что ж… — Принцесса сделала мучительную для слушателей паузу, наливая себе чаю. Повесила чайник обратно на рогульку, неторопливо отпила из кружки, причмокнула, потянулась за банкой, зачерпнула ложкой мёд и стала медленно размешивать. Опять попробовала, задумчиво прищурилась… и вновь потянулась за ложкой. Нетерпеливо ёрзающие на бревне поньки дружно застонали.

— Ты издеваешься? — взвыл Дискорд, картинно выдирая клочья из отросшей пышной седой шевелюры, угрожающе шевеля мохнатыми бровями и хмуря пышные усы.

Принцесса усмехнулась — ужасы прошлого оконьчательно отступили от костра, вновь становясь лишь бесплотными и бессильными тенями за кругом тёплого света. И наконец-то ответила.

— Холст.

— Чего?! — прозвучало хором.

— Там был холст, — повторила Луна и отхлебнула чаю.

Между землёй и небом...

…Холст был большим, свернутым и прислоненным к стене в довольно большой комнате старенького и явно заброшенного деревянного домика. Собственно, там была ещё целая груда таких свёртков, и этот ранее лежал под несколькими другими, но ещё в первый раз Луну, вышедшую из пустого, не считая пары трухлявых вешалок, шкафа, привлекло слабое магическое свечение, исходящее от него.

Развернув холст почти на всю стену, принцесса отошла на пару шагов, рассматривая жаркий солнечный полдень над золотистыми барханами. От картины — если это была картина — веяло теплом, что было весьма кстати, ибо за окнами домика и внутри него царили весьма прохладные и довольно сырые сумерки, как и в прошлый раз.

Снаружи призрачно шумел вековечный лес, глухой стеной окружавший полянку с домом, густые кустарники и могучие еловые лапы скрывали останки полузаросшей дороги, некогда уходившей вдаль. Где-то заухал филин. Над тёмными вершинами деревьев виднелось уже почти ночное хмурое небо, на котором, однако, невзирая на отсутствие туч, тускло мерцали лишь несколько едва заметных звёзд, что было странно. Луне определённо казалось, что их должно быть намного больше.

Мельком глянув в окно и убедившись, что ничего не изменилось, пони зашуршала другими свитками. Её сильно напрягал тот факт, что в картине с пустыней были следы. Множество самых разных следов, от крошечных до огромных, оставленных очень странными ногами, разными лапами и много чем ещё, но все они начинались от нижнего среза холста и уходили куда-то вдаль, за горизонт, плавящийся в солнечном зное. Обратно не вернулся никто. И теперь, когда холст вновь развернули, путающиеся цепочки следов медленно заносило песком, стирая путь… бегства?

Луна надеялась найти разгадку или какие-то намёки на других холстах, но оживляюшая картины магия, если и была когда-то, давно иссякла. Почти на всех полотнах были лишь невзрачные и обесцвеченные наброски — вот штормовое море, например… Будь оно таким же, как пустыня, стоило бы ожидать солёного ветра, брызг, а то и потопа, но теперь картина была мертва. Признаки жизни подавали лишь два полотна — на одном, вернее, ЗА одним, клубился густой туман, в котором проступали смутные очертания деревьев.

Возможно, это был тот самый лес, что обступал домик снаружи. Луна осторожно просунула в картину подобранную в углу кочергу, пошарила в тумане… нечто, принятое было ею за странный цветок, оказалось некогда белым тряпичным узелком в почти выцветший горошек. Осторожно развязав ветхую тряпицу, принцесса обнаружила внутри банку с вареньем. Похоже, малиновым. Варенье, однако, давно уже засахарилось и высохло, будто узелок пролежал в тумане много лет. Почему-то Луне стало не по себе. Странное ощущение заброшенности и пустоты всего этого места, непохожего на обычный сон… будто отсюда исчезло что-то важное, что-то, что придавало самому существованию этого мира смысл, усилилось, болезненно щемя сердце.

Принцесса зябко повела крыльями, поспешно завязала узелок обратно и вернула в картину. На какой-то миг ей показалось, будто из прядей тумана соткались очертания огромной белой лошади, безнадёжно пустой и словно истлевший взгляд которой заставил её вздрогнуть и отшатнуться. Но ещё мгновение спустя Луна уже и не была уверена, что ей не почудилось — лишь лениво и равнодушно колыхались струи молочной мглы, сгущаясь и скрывая лес. От картины явственно потянуло холодом. Увидев, что влажные завитки медленно выползают из картины, будто пытаясь что-то нащупать, принцесса тотчас отступила и быстро свернула холст чарокинезом.

Перевела дух и не слишком удивилась, когда, проведя лапкой по лбу, смахнула капли холодного пота. Что-то с этим местом было очень и очень не