«Что ж, пожалуй, это неплохой выход для девчонки, — подумала она, — нет у нее доверия к этой больнице. Нет здесь порядка, несмотря на то, что главврач всем хвост накрутил. Это ненадолго, скоро опять станет не больница, а проходной двор, кто хочешь сможет войти — хоть убийца, хоть маньяк».

— Правильно, документов у тебя здесь нет, ушла потихоньку, да и все, никто искать не станет, — проговорила Надежда Николаевна. — Только вот как это сделать? На улице, знаешь, мороз сегодня, хоть и небольшой. Где твои вещи?

Катя молча протянула ей бирку с номером и фамилией. Вещи поступивших больных хранились на больничном складе. Надежда Николаевна решила наведаться туда, не оставлять же их. Катя сделала над собой усилие и спустилась вниз, затем они пересекли двор и оказались все в том же холле. Здесь Надежда подтолкнула девушку к двери кафетерия, сунув в руки сумку.

— Там у тебя кошелек, выпей чаю крепкого, что ли, — напутствовала она, — в разговоры ни с кем не вступай, жди меня, я скоро. Может, родителям позвонишь? Хотя телефона в сумке нет…

— Он в кармане куртки был. И ключи.

— Ладно, разберемся.

Надежда отправилась на склад. Что-то ей подсказывало, что Катя своего мобильника больше никогда не увидит. Хорошо хоть кошелек в сумке остался.

Склад находился в подвале, и вел туда полутемный узкий коридорчик. Надежда спустилась по выщербленным ступенькам и уткнулась в железную, давно не крашенную дверь, на которой было написано «Склад». Дверь была заперта. Ни объявления никакого, ни часов работы, ни записочки. Закрыто — и все.

Надежде показалось все же, что за дверью ощущается какое-то движение.

Она приникла ухом к холодному железу. Женский хриплый голос немузыкально пел про милого, который не то с горочки спустился, не то никак не может догадаться, что его любят, не то вообще сбежал в неизвестном направлении.

Надежда постучала в дверь, не дождалась ответа и постучала сильнее. Потом что было силы забарабанила кулаками, затем бухнула в дверь ногой. Уж очень не хотелось ей возвращаться к Кате с пустыми руками. И ждать здесь долго нельзя — вдруг Катю хватятся? Тогда и Надежде нагорит. Что называется, за компанию.

— Ну что там еще… — Дверь наконец открылась.

На пороге стояла необъятных размеров тетка в вылинявшем сатиновом халате. Когда-то он был синего цвета, сейчас — бурый. Халат не сходился на мощной теткиной груди. Лицом тетка напоминала жабу — выпученные глаза и свисающий огромный подбородок. Казалось, что сейчас тетка раздует этот подбородок, как мешок, и послышится классическое: «Коакс, коакс, брекекекекекс!»

«Ну откуда они берутся, такие одинаковые? — устало подумала Надежда. — Ну в какую больницу ни придешь — везде на складе точно такая же жаба сидит! Родственницы они все, что ли? Или клонируют их? Нашли кого!»

Вместо кваканья жаба заговорила по-человечески:

— Ну что ты стучишь, что стучишь, видишь же, закрыто! Ну, люди, не понимают ничего!

— Почему «ты»? — холодно спросила Надежда. — Вы же на работе находитесь, так что уж будьте добры, обращайтесь как положено! И почему это в рабочее время у вас закрыто? Инвентаризацию проводите? Главврача с инспекцией ожидаете? Так он скоро до вас дойдет, всех уже в больнице распушил!

— Вы, женщина, по какому вопросу? — Тетка не то чтобы испугалась, просто решила не зарываться, поскольку уже слышала про сердитого главврача.

— Вещи выдайте племянницы моей! — Надежда, просочившись с помещение склада, бросила на стол бирку с фамилией.

Тетка развернулась на пятках и очень быстро принесла матерчатый мешок, в котором Надежда обнаружила куртку, джинсы, сапоги в отдельном пакете, а также скромный серенький свитерок и порванные колготки. В карманах, разумеется, ничего не было.

Надежда пристально посмотрела на тетку. Та ответила ей невыразительным жабьим взглядом.

— Мобильный телефон и ключи от квартиры, — твердо сказала Надежда Николаевна.

— Ничего не знаю! — так же твердо ответила жаба. — Не было этого! Что сдавали, то и получили.

— Да она без сознания была, ее машина сбила! — закричала Надежда, потеряв терпение.

— Значит, из кармана выпали! — Жаба тоже повысила голос. — Вещи получили? Ну, так и идите!

Надежда огляделась по сторонам и заметила выглядывающий из-за вороха одежды кусочек выцветшей бумаги. Коршуном бросившись туда, она увидела потертую картонку, на которой были написаны часы работы и кто когда работает. Фамилия сегодняшней тетки была Свинаренкова, звали ее Евдокия Михайловна.

— Так-так… — протянула Надежда. — Очень вы своей фамилии соответствуете. Значит, так. Ключи пропали, так что если у нас в квартире произойдет кража, я в полицию все ваши данные незамедлительно предоставлю. Они уж обрадуются — долго искать не придется, в два счета дело раскроют.

Тетка снова не испугалась, однако прикинула, что излишнее внимание привлекать ей к своему складу не с руки. Она мигом смоталась в глубь помещения и принесла коробку из-под обуви, где лежали всякие мелочи — пуговицы, пряжка от ремня, тюбик губной помады и тому подобная ерунда.

— Вот! — тетка бросила Надежда ключи. — Эти?

— Эти, — уверенно сказала Надежда, увидев блестящий брелок — кисточка и палитра. Ясно, что Катины.

— Мобильника не было, — твердо сказала жаба.

Что ж, Надежда и не рассчитывала его получить.

Едва дверь склада закрылась за Надеждой Николаевной, кладовщица достала из кармана своего необъятного, видавшего виды халата мобильный телефон, потыкала толстым пальцем в клавиши и поднесла аппарат к уху.

— Здорово, Захарыч! — проквакала она.

— Это кто ж это меня домогается? — отозвался из трубки сонный мужской голос.

— Не узнал? Богатой буду! — Кладовщица довольно рассмеялась, хрипя и булькая. Должно быть, именно так смеялась бы огромная жаба, если бы могла.

— Не узнал! — отрезал ее собеседник. — И не собираюсь тут в «Что-где-когда» играть.

— Да это же я, Михаловна! Кладовщица из больницы! Неужто и правда не узнал?

— И чего тебе надо?

— Да есть у меня кое-что для тебя. Телефончик тут нарисовался, новенький совсем.

— А его не хватятся?

— Да нет, конечно! Кто его хватится? А если и хватятся, я тут ни при чем — знать ничего не знаю, может, он в «Скорой» выпал по дороге или еще где…

— Ну ладно! — Голос собеседника потеплел. — Заскочу через часок! А марки-то он какой?

— Чего?

— Что на нем написано?

— А… ну, ты же знаешь, я по-иностранному не очень, но попробую прочитать… чего-то вроде «Псам-псунг»!

— «Самсунг»! — догадался Захарыч. — Ладно, заеду…

Вдруг в голосе его зазвучало беспокойство: