Стоило ему заговорить о ночном кошмаре, как его спутница хмурилась и замыкалась в себе. Когда же Ким прямо спросил, кто такой Стэн, Николь неохотно ответила, что Стэн Хьюз был ее напарником и погиб при задержании преступника.

А вот Николь преуспела в сборе информации о нем. Ловко направляя ход беседы, она вытянула из Кима столько всевозможных сведений, что он даже удивился: оказывается, жизнь, казавшаяся ему скучной, однообразной и монотонной, была полна событий и приключений!

Не желая портить настроение ни Николь, ни себе, он отказался от дальнейших расспросов, решив, что время для откровений еще не наступило.

Они провели в пути всего лишь четыре часа, но у Кима уже сосало под ложечкой.

— Знаешь, я бы, пожалуй, перекусил.

Николь пошарила рукой за козырьком и вытащила шоколадку.

— Ты просто бездонная бочка. Не вздыхай, позже мы сделаем остановку и съедим что-нибудь более основательное.

— Все дело в том, что я потратил много сил накануне, — объяснил Ким.

— Бери шоколад и имей в виду, что тебе повезло. Ты мне нравишься, иначе довольствовался бы «Диролом».

— Я применил бы силу.

— Думаешь, что справился бы со мной?

Ким вспомнил, как ловко она уложила его на лопатки на кровати.

— Знаешь, схватка могла бы быть интересной, особенно в такой тесноте. — Он многозначительно взглянул на Николь. — Не хочешь попробовать?

— Ха, да, здесь не развернешься! — отозвалась она, и Ким не без удовольствия заметил на ее щеках румянец смущения.

— Теснота не всегда недостаток, у нее есть свои преимущества. Когда-нибудь занималась этим в машине? — не унимался Ким.

— По-моему, мы говорили о шоколаде?

— О шоколаде? Да, конечно, но ведь в жизни есть кое-что послаще, не так ли? Неужели ты собираешься умереть, не попробовав секса в машине?

Она пожала плечами и сухо заметила:

— Думаю, нам сейчас не до этого.

Ким поднял руку и провел указательным пальцем по нежной, бархатистой коже ее шеи. Эффект от его прикосновения не ослабел.

— Давай не будем ограничивать себя временем, у нас его предостаточно. Даже если мы и опоздаем немного…

— Я и не хочу ограничивать нас какими бы то ни было рамками. И давай отложим эту тему на другой раз, когда мне не надо будет смотреть на дорогу, хорошо? Пожалуйста.

Удовлетворив мужское тщеславие, Ким позволил себе временно отступить.

— Что ж, будь по-твоему. Поболтаем о чем-нибудь менее возбуждающем. Ты давно занимаешься розыском сбежавших преступников?

Николь облегченно вздохнула.

— Вообще-то я в этом бизнесе с семнадцати лет, но сертификат, дающий право работать на судебные органы штата, получила лишь два года назад.

— С семнадцати лет? Не рановато ли? Как-никак приходится иметь дело не только с мальчишками, ворующими велосипеды, но и с настоящими преступниками. Или это как-то связано с семейными традициями? Чем занимается твой отец?

— Мои родители погибли, когда мне было пятнадцать. Отец тоже работал в полиции. По большей части мною занимался Роджер, хотя мой второй брат, Питер, тоже помогал до того, как ушел в армию.

Ким помолчал. Дожевал шоколадку, потом повернулся к Николь.

— Извини, я не знал, что твои родители умерли. Наверное, вам пришлось нелегко.

Она грустно улыбнулась. Ким был первым мужчиной, которому ей хотелось рассказать о себе все.

— Не знаю, было ли бы нам легче, если бы они остались живы.

Он вздрогнул.

— О чем ты говоришь?

Дождь стал сильнее. Видимость ухудшилась, и Николь пришлось сбросить скорость.

— Хочешь услышать печальную историю?

Ким понимал, что она слишком долго молчала, копя в себе боль, отчаяние, обиду и, возможно, страх, и теперь хотела выплеснуть все это, избавиться от невыносимого, гнетущего эмоционального бремени.

— Я слушаю.

— Дело в том, что мои мать и отец собирались развестись. Они прожили вместе восемнадцать лет, и все шло хорошо. Но потом моя мама познакомилась с одним человеком, работавшим в Анахайме. — Она вздохнула, и Ким заметил, как побелели костяшки пальцев, вцепившихся в рулевое колесо. — Их связь длилась два года, причем отец ни о чем не догадывался. Мать и этот мужчина встречались то в Анахайме, то в Санта-Ане, то где-то еще. Потом, как это часто бывает, отцу позвонили и сказали, что жена наставляет ему рога.

— И твой отец поверил?

— Нет, не поверил. Но он был полицейским и умел анализировать. Стал присматриваться, прислушиваться, подмечать, а когда собрал доказательства, то предъявил их жене. Вышел скандал.

То, о чем рассказывала Николь, было хорошо знакомо Киму. В таких ситуациях трудно становиться на чью-то сторону. Жизнь не поддается логическому анализу, и порой происходит такое, что просто невозможно объяснить. Любовь — одно из самых непонятных явлений. Она возникает ниоткуда и уходит в никуда. Она может стать чудом, которого человек ждет всю жизнь, и трагедией, ломающей самых крепких.

— Но это еще не самое страшное. Самое страшное — это неопределенность, в которой мы все жили последующие четыре месяца. Мама не знала, что делать. Отец не знал, как поступить. Мы, дети, не знали, чью сторону принять.

— Но в итоге все разрешилось благополучно?

— Да, если так можно сказать. Мама сказала, что должна поговорить с Гейбриэлом — так звали того мужчину, — и отправилась в Анахайм. Оттуда она позвонила отцу и попросила приехать за ней. Мы все отговаривали его. Отец не стал никого слушать и уехал. — Она покачала головой. — Они разбились. Не доехали каких-то двадцать километров. Нам объяснили, что отец не справился с управлением.

— А что же этот парень, Гейбриэл?

— О, он-то как раз в порядке. Через три месяца после смерти мамы женился и до сих пор живет где-то.

— Ты его видела?

Николь ответила не сразу. Глядя прямо перед собой, она сказала:

— Да. Недели через две после похорон я тайком от братьев съездила в Анахайм. У меня был его адрес. Мне хотелось посмотреть, что же это за человек, из-за которого… — Она сделала паузу, стараясь не расплакаться. Слезы уже подступали к глазам, и внутри все дрожало, как в тот день, когда она вошла в офис любовника своей матери. — Наверное, я ожидала увидеть красавца, мачо, сумевшего подчинить своей воле умную женщину, какой была мама, но…

Предательские слезы все же прорвались, и Николь смахнула их со щек тыльной стороной ладони. Она испугалась, что сейчас совсем раскиснет, потеряет самоконтроль и предстанет перед Кимом в далеко не лучшем виде.

— Давай остановимся, — предложил он. — Съезжай на обочину.