Итак, история, рассказанная Кимом, получила подтверждение, пусть и косвенное. Тем не менее установить истину можно только в Сан-Бернардино, где имелись отпечатки пальцев второго Кима Букнера.

— Ну как, я уложился?

Застигнутая врасплох, Николь уронила бумажник и выхватила пистолет. Ворона! И о чем только она думает?! Да если бы Букнер захотел, он запросто подкрался бы к ней и, пользуясь преимуществом в силе, скрутил бы в одно мгновение!

— Не двигайтесь! — предупредила Николь, направляя на него оружие.

Ким, похоже, не имел ни малейшего желания получить резиновую пулю. Он медленно поднял руки, демонстрируя полную покорность.

— Извините, Николь. Честное слово, я не хотел вас пугать.

Николь молчала, кляня себя за то, что, занятая поисками доказательств невиновности Кима, забыла об осторожности и в результате попала в дурацкую ситуацию. Сколько можно наступать на одни и те же грабли?

— Повернитесь к стене.

Он подчинился.

— Похоже, на этом моя свобода закончилась, да?

— Боюсь, что так. — Она подняла с пола бумажник и положила его в сумку Кима. Потом осторожно подошла к пленнику. — Опустите руки.

— С удовольствием.

Николь защелкнула одно кольцо наручника на правом запястье Букнера, а второе, подведя пленника к кровати, закрепила на изголовье.

— Не очень удобно, но придется потерпеть.

— Не возражаю. — Он сел на матрас и посмотрел на Николь снизу вверх. — Надеюсь, в таком положении мне будет легче представить себя в роли участника небольшого эротического спектакля.

— У вас чересчур богатое воображение.

— А вы предпочитаете более привычные позиции?

— Я предпочитаю не переступать черту, чтобы не попасть в неловкое положение.

— Никакого риска, да?

Николь промолчала. Ким не стал настаивать на продолжении разговора, а постарался как можно удобнее устроиться на кровати.

— Все хорошо? — спросила Николь.

— Учитывая обстоятельства, лучше и быть не может.

Николь облегченно перевела дух. Черт бы побрал этого Кима Букнера! За его способность шутить даже в наручниках. За его неимоверную сексуальность. За все сомнения, которые он посеял в ее душе.

Николь завела миниатюрный будильник на шесть часов утра, сняла кобуру, спрятала ее под подушку и выключила верхний свет.

— Вы не против, если я еще посмотрю телевизор? — вежливо спросил он, когда она сняла покрывало со своей кровати.

— Только сделайте звук потише и выключите, когда будете засыпать.

Николь скользнула под хрустящую чистую простыню.

— Спокойной ночи, Николь, — прошептал Ким, поворачиваясь к ней. — Сладких снов.

Она знала, какие именно сны он имеет в виду.

— И вам того же, Ким.

Он усмехнулся:

— А вот это уже прозвучало искренне.

Николь запретила себе думать о Киме, потому что не знала, как его воспринимать, потому что уже одно присутствие его в этой комнате выбивало ее из привычной колеи, пробуждало запретные желания, мешало сосредоточиться на работе.

Она закрыла глаза и приказала себе уснуть. Но, несмотря на усталость, сон не шел. Сквозь дрему Николь слышала, как Ким выключил телевизор, а потом до нее донеслось его спокойное, ровное и глубокое дыхание.

Ким не сразу понял, что именно его разбудило. Поначалу он даже не понял, где находится, и, лишь открыв глаза, вспомнил все, что случилось накануне.

Он перевел взгляд на Николь. Прикрывавшая ее простыня сползла на пол, белеющие в темноте ноги шевелились, а пальцы левой руки вцепились в подушку. Ким не видел ее лица, но и без того было ясно, что молодая женщина видит далеко не те сладкие сны, которых он ей пожелал.

— Нет-нет, не умирай! Я не дам тебе умереть!

Отчаяние и боль, прозвучавшие в ее голосе, отозвались в Киме всплеском сочувствия. Желая утешить и успокоить бедняжку, он потянулся к Николь, но был остановлен тонкой металлической цепочкой, приковавшей его к изголовью кровати.

— Черт!

— Это моя вина, — пробормотала Николь. — Это я… я… — Мучительный стон сменился плачем, слезы текли по ее щекам, поблескивая в падающей из-за двери ванной полоске света.

Раздраженный своей неспособностью дотянуться до нее, Ким воспользовался единственным доступным средством — голосом.

— Николь! — позвал он, произнеся имя громко и твердо, чтобы выхватить ее из объятий кошмара.

Она вздрогнула и резко села. Ее грудь беспокойно вздымалась, пальцы сжимали край простыни, взгляд метался по комнате, безуспешно стараясь зацепиться за что-то знакомое.

— Милая, — тихо сказал Ким, боясь напугать ее еще больше. — Милая, ты в порядке?

Николь нахмурилась и медленно повернулась к нему. Он видел, что ее глаза открыты, но в них не было осмысленности.

— Стэн? Стэн, это ты? — В ее голосе странным образом сплелись надежда, смятение и неуверенность. — Ты жив, Стэн?

Ким не имел ни малейшего понятия о том, кто такой Стэн. Судя по остекленелому взгляду и озадаченному выражению лица, она еще не проснулась окончательно. Ким решил, что будить ее, пожалуй, не стоит, а лучше попытаться успокоить и позволить снова уснуть. Ему приходилось читать о подобных случаях, причиной которых чаще всего служили сильные эмоциональные потрясения.

— Это я. Все в порядке.

Николь слабо улыбнулась:

— Ты все-таки не умер.

В ее голосе прозвучало такое облегчение, словно она избавилась от невыносимой муки. Должно быть, Николь отчаянно хотела, чтобы этот самый Стэн был жив. Не исключено, что именно его смерть стала причиной ее эмоциональной нестабильности.

Ким не хотел ее обманывать, но и не мог оставить в таком состоянии.

— Нет, я не умер.

Он надеялся, что, избавившись от кошмара, Николь ляжет и уснет, но она откинула сбившуюся к ногам простыню, соскользнула с кровати и шагнула к нему.

Боже!

Николь легла рядом с ним, уткнулась лицом в его грудь и закрыла глаза. Ким затаил дыхание. Ситуация сложилась одновременно неловкая, смешная и нелепая. Слуга закона и преступник в одной постели.

Ее голова покоилась на его плече. Ее тонкая рука перекинулась через его грудь, ее дыхание касалось его щеки. Близость женщины волновала Кима. Он едва сдержал стон, когда ладонь Николь скользнула к его животу.

— Я думала… Боже, я думала, что он убил тебя, и я не смогла выстрелить. Не смогла нажать на спуск.

Дурманящее, пьянящее тепло ее мягкого, податливого тела тревожило и возбуждало, притягивало и манило. Искушение было слишком велико, и, подчиняясь неодолимой силе вожделения, Ким прижался губами к виску Николь, ощутил биение пульса под нежной кожей.