Подчиненные майора вскинули винтовки и направили их прямо на Валуна. Девочки закричали. Хаяси, оправившись от столкновения с неожиданным препятствием, улыбнулся противнику. Затем он выбросил кулак в сторону лица Валуна, который одной рукой отбил атаку. Но тут же к ним подскочили два офицера, которые схватили Валуна, скрутили слуге руки за спину и, несмотря на беззвучные попытки того отбрыкаться и вырваться из их объятий, заставили его встать на колени. Наконец Валуна уложили животом на пол. Майор закурил сигарету и сильно затянулся, водрузив ногу в сапоге прямо на шею слуги.

Яшме было неведомо, от кого исходил последовавший пронзительный крик: от нее самой или от других женщин. Хаяси встретил вопль смехом и со всей дурью бешеного быка еще больнее ввинтил каблук в шею несчастного слуги. Валун, лишенный способности кричать, мог только пыхтеть, как задыхающийся пес. Некоторые из учениц помладше уже неприкрыто рыдали. Девушки постарше замерли в ужасе, кусая губы. Яшма почувствовала, что колени готовы просесть под нею. Границы окружающего мира помутнели.

Хаяси пробурчал что-то по-японски. Единственное, что Яшме удалось разобрать в его словах, – «чосонская мразь». Майор выдохнул белое облачко сигаретного дыма и еще сильнее вжал шею Валуна в землю. На спине немого слуги выступил обильный пот. Его лицо приняло синюшный оттенок.

– Остановитесь, пожалуйста! – Госпожа Серебро взбежала на террасу и склонилась над Валуном. – Не убивайте этого человека. Он не хотел вам вреда. – Слезы теперь роняла и она, хотя обычно никогда не позволяла себе плакать при посторонних. – Он самый обычный недотепа, к тому же немой. Пожалуйста, сжальтесь над ним.

Майору до всего этого дела не было. Корейский язык был чужд его ушам. Ногу с шеи Валуна он все-таки убрал, но сразу же пнул его в голову со всей силы. Послышался громкий хруст. Словно арбуз раскололся. Наконец офицеры отпустили жертву. Валун уже был не в состоянии сопротивляться. Обессиленный слуга так и остался лежать на полу, не подавая признаков жизни.

Утомленный же затянувшимся ожиданием Хаяси схватил Луну за руку и кинул ее оземь. Девушка вопила, пинала его. Майор наградил ее таким сильным ударом по голове, что ее длинные волосы, сплетенные в косы перед сном, разлетелись во все стороны, закрыв ей лицо. Еще несколько ударов, и она более уже не противилась, оставшись лежать безмолвным телом под ним. Яшма закрыла глаза. Но уберечь уши от звуков его ритмичного кряхтения она не могла.

Когда действу подошел конец, Хаяси, натянув штаны, отправился прочь, будто бы ничего и не произошло. Подчиненные удалились вместе с ним. Госпожа Серебро кинулась к брошенному телу Луны. Несколько девочек побежали искать тряпки, чтобы было чем скрепить голову Валуна. Доносившийся со всех сторон плач то приближался, то отдалялся в ушах Яшмы. Она вдруг осознала, что все это время не выпускала из рук корзинку с арбузом. Яшма осторожно поставила ее на землю. Содержимое корзинки уже никому не принесло бы радость. Никто из них долгое время даже думать о еде не смог бы. Невероятным казалось и то, что когда-нибудь они смогут вновь играть и декламировать стихотворения в этом дворике. Все по краям поля зрения вдруг будто бы распоролось, как старая ткань, и ослабевшие коленки наконец-то сдались. Никем не замеченная Яшма повалилась на землю. Под ее левой рукой растекалась лужа бурой крови.

Глава 3

Средство от горечи

1918 год

С месяц после той ночи Яшме пришлось обматывать левую руку тканью. Когда с повязками было покончено, ее рука вроде бы особо не поменялась. Если не считать длинной бурой черты, рассекавшей теперь ее левую ладонь, но и та постепенно поблекла. Однако перемена, произошедшая с Луной, была не столь быстротечной. Девушка больше никому не докучала, а упоминание ее имени вызывало в окружающих не прежний трепет, а жалость. Луна ни под каким предлогом не покидала свою комнату. Госпожа Серебро лично относила туда подносы, уставленные любимыми лакомствами Луны, в том числе кусочками спелой дыни. И каждый раз посуда возвращалась на кухню несколькими часами позже почти что нетронутой. Яшма часто стояла караулом у комнаты и вызывалась присмотреть за Луной, но госпожа Серебро отвергала любые предложения о помощи. Она одна неусыпно следила за дочерью.

Все это время никто не сомневался, что с Луной все образуется, а вот Валун наверняка умрет. Луна была молода, и, несмотря на остроту доставленных ей страданий, убить те ее никак не могли. Валун же из-за проломленной головы впал в ступор. Глубокоуважаемый знахарь предположил, что слуга в его-то возрасте уже и не пробудится после такого, а если сознание к нему и вернется, то он будет еще более бесполезным существом, чем прежде, лишившись ко всему прочему и способности ходить и справлять нужду без чужой помощи. После этих слов госпожа Серебро, заткнув пасть лекаря приличной пригоршней монет, распорядилась, чтобы тот больше никогда не переступал порога ее дома. Госпожа Серебро взяла и уход за Валуном полностью на себя, регулярно меняя ему одежду и протирая его влажными полотенцами.

Как-то госпожа Серебро, придя в очередной раз навестить Валуна, обнаружила того в сознании и в ожидании ее. Не прошло и недели, как слуга смог сесть без чужой поддержки. Еще неделя – и он сам отправился к отхожему месту. Правда, потом его обнаружили распластанным на земле без движения, на полпути обратно. Женщины отнесли его обратно к ложу, на котором он пролежал неподвижно еще не один день.

Слухи о произошедшем той ночью достигли городка. Некоторые винили Валуна за то, что тот не уберег молодую госпожу. Выбор между глухонемым слугой и юной красавицей, чья лучшая пора еще была только впереди, казался совершенно очевидным. Однако Валун, не имея возможности внимать подобным пересудам, в конечном счете сумел вернуть себе большую часть былой силы.

После длительного пребывания в постели Луна зависла на грани между явью и сном. Скоро она совсем перестала отличать мысли от грез. Периодически ей вспоминалась легенда, которую когда-то сказывала мать. Давным-давно далеко в горах жили медведица и тигр, которые больше всего на свете хотели стать людьми. Они вознесли молитву к Небесам, которые преподнесли им по двадцать долек чеснока и по стебельку полыни и распорядились, что чудесное превращение произойдет, если они проведут в пещере сто дней, вкушая только эту пищу. Тигр не утерпел и сбежал из пещеры, но, оставаясь зверем по облику, сблизился с человеком по мудрости и чувствам. Медведица же выдержала испытание и на сто первый день превратилась в