таким дорогим и изысканным, как другие драгоценности госпожи Серебро. Но сразу было заметно, насколько совершенными были его округлость и изящество.

Если Луна была плодом трагической любви, то Лилия была лишь продуктом несчастного стечения обстоятельств по вине неосторожности клиента госпожи Серебро. Яшма тайно полагала, что именно поэтому госпожа Серебро относилась к младшей дочери со столь явным равнодушием: Лилия была олицетворением единственного случая в ее жизни, когда все пошло вопреки ее желаниям. А если уж такая дама, как госпожа Серебро, не способна быть счастливой, то об этом вообще не стоит мечтать, думала Яшма по поводу собственных перспектив. Считалось, что после 25 лет цветущая красота куртизанок начинает увядать. К 30 годам женщины вообще воспринимались как дряхлые старухи. И если к тому времени им не удавалось стать наложницами или владелицами собственного заведения, то их ждала участь, ничем не лучше судьбы обычной проститутки. А поэтому не было ничего удивительного в том, что старшие куртизанки при доме госпожи Серебро преуспевали в искусстве влюбляться в морщинистых землевладельцев и дряхлых банкиров. И в этих пантомимах на тему любви мужчины с готовностью принимали участие наравне с женщинами.

Яшме оставалось всего несколько лет до превращения в провинциальную куртизанку весьма непримечательной внешности. Представить себя в объятиях какого-то помещика с золотыми зубами и зловонным дыханием ей не удавалось. Она мечтала о череде статных молодых аристократов, питающих глубокую слабость к поэзии. По словам госпожи Серебро, история знала массу примеров, когда лучшие представительницы профессии куртизанок могли одним письмом вдохновить чувство в благороднейших из господ. Люди зачастую проникались любовью, даже не видя друг друга, столь мощным было их искусство владения эпистолярным жанром. Иногда страсть перерастала в реальную близость. Порой любовники были обречены на печальную участь, снедаемые неугасающим пламенем желания. Яшма часто грезила такими романтическими сюжетами. Бесчисленные вздохи девочки были данью памяти так и не нашедшим воплощение чувствам. Возможно, именно поэтому мать предупреждала ее о развращающем действии обучения. Даже в отсутствие мужчин она дозволила искусить себя банальными речами. В Яшме трепетало знание, что слова, расставленные определенным образом, меняют ее внутренние ощущения. В этом сочинительство схоже с перестановкой мебели в комнате. Слова постоянно меняли и преображали свою носительницу, хотя никто не мог ощутить эту незримую разницу. Если по окончании занятий другие девушки отправлялись на прогулку по саду или распаривали кожу над рисовой водой, то Яшма предпочитала в гордом одиночестве упражняться в сочинительстве.

С началом весны госпожа Серебро предпочитала переносить дневные литературные занятия в садовый павильон. Каждый день девушки по очереди должны были декламировать наизусть какое-нибудь классическое стихотворение. Когда очередь дошла до Яшмы, та остановила выбор на строфах авторства Хван Чжини, куртизанки XVI века, которая была известна тем, что перед ее чарами не могли устоять ни королевские особы, ни монахи, ни ученые мужи, ни бедные художники, ни богатые волокиты. Поговаривали, что Хван не было равных в поэзии, каллиграфии, сочинительстве, живописи, танцах и музыке. А слава о ее красе облетела все концы Кореи и даже достигла Китая. Яшму же Хван вдохновляла тем, что она свободно выбирала, кого ей любить, и покидала своих любовников без единой слезинки.

Госпожа Серебро вызвала Яшму выступить перед собравшимися. Яшма продекламировала:

Уж сколько лет у берега стоит,

Качаясь на волнах, та лодка из сосны?

А спросит путник: кто же реку первым пересек?

И я отвечу: благородный мудрый муж[14].

Первое прочтение строк вызвало в Яшме смесь боли и восторга. Но остальные девушки, судя по всему, остались совершенно безучастными к стихотворению. Лишь лицо Лилии исказилось с трудом сдерживаемым зевком.

– Прекрасно. Одно из моих любимых произведений, – одобрительно заявила госпожа Серебро. – А теперь кто-нибудь может мне объяснить: что все это значило?

Девушки заерзали, украдкой переглядываясь между собой. Лилия подала голос:

– А разве это не про лодочку, мама?

Ученицы в один голос захихикали и зашептались.

– Конечно же нет. Горе мне, что я вздумала учить вас поэзии, – сокрушенно произнесла госпожа Серебро, покачивая головой. Яшма уже собиралась поднять руку, но тут к их компании подошел слуга Валун. Он склонился перед хозяйкой и начал стучать костяшками пальцев о деревянный пол.

– Торговец шелком явился? Новый человек в наших краях? – уточнила Серебро. Ей всегда удавалось расшифровать сообщения, сокрытые в стуках Валуна, сколь бы сложными те ни были. Никто, кроме нее, не был способен понять глухонемого слугу. Серебро вздохнула и поднялась одним грациозным движением.

– Мне нужно посмотреть ткани. А вы поиграйте пока, – заявила хозяйка. Девочки низко опустили головы в ответ.

– Готова биться об заклад, что стихотворение было о лодочке. А как ты думаешь, о чем оно? – поинтересовалась Лилия у Яшмы, пока они надевали обувь. Яшма знала и то, о чем было стихотворение, и то, почему оно пришлось по душе госпоже Серебро. Она неслучайно выбрала именно эти строфы.

– О женщине, которая вспоминает первую любовь, – ответила она.

Яшме казалось, что среди всех куртизанок и учениц только она одна понимала тайный язык, которому их учила госпожа. По всем темам, по которым лучшая подруга была не в помощь, Яшма обращалась к книгам. И уже задавалась вопросом, наступит ли когда-нибудь день, когда у нее появится достойный собеседник, с которым можно было бы обсудить их содержание.

* * *

Госпожа Серебро устроилась на шелковой постели в своей спальне в ожидании торговца. Рука машинально теребила кольцо на пальце. Через узорчатые двери, украшенные подвесками с драгоценными камнями и бахромой, до нее долетали крики и смех играющих девочек.

– Госпожа Серебро, к вам явился на поклон купец Чун. Я к вашим услугам! – представился из-за двери торговец шелком.

– Прошу вас войти.

Торговец отворил створку и прошел в помещение. За спиной он тащил сумку, полную отрезов ткани и всевозможных безделушек. Чун отвесил глубокий поклон госпоже Серебро. Та жестом указала на ношу у него за спиной.

– Освободитесь от вашего тяжкого груза и присядьте. Устраивайтесь поудобнее. Я уже распорядилась, чтобы слуга принес вам угощение.

– Благодарю вас, госпожа, я недостоин такой милости, – ответил Чун, снимая сумку с плеча и укладывая ее на пол. Торговец уселся со скрещенными ногами на шелковую подушку, которую приготовила для него госпожа Серебро. Валун внес поднос с вином и тыквенными хобакчон. Такие вкусности в ту пору могла себе позволить лишь самая обеспеченная куртизанка.

– Я глубоко опечалена известиями о достопочтенном Пэке, – начала госпожа Серебро. – Он состоял с вами в одной гильдии. Вам ли не знать, что он посещал этот