Нюра — наша уборщица, молодая девица с норовом, принципиально не замечающая грязных чашек-ложек Мешкова.

— Евгений Николаевич, сегодня только понедельник…

— То есть до следующего понедельника дело сдвинется, хотите сказать?

Мешков роется в шкафу, находит салфетку и с напускным усердием елозит ею по грязноватой лужице, норовящей пролиться с подоконника на пол. Усердие его беспредельно, очки подпрыгивают на переносице, глаза косят в сторону: вот-вот скажет с серьезным видом хохму и возрадуется, точно ребенок. Седой уже мужик, а детство в нем бродит, точно хорошая закваска.

— Молчать, Мешков! Разговоры и хохмы после, — беру я быка за рога. — Дурнопьянов, выбирайтесь из интернета!

— Так ведь опять в этом интернете нас топчут… не нас, а систему, — невозмутимо чавкает яблоком прокурор отдела Дурнопьянов по кличке Дуршлаг. — Уселась какая-то гнида на сайте, и гонит волну, и гонит! Точно вокруг все белые и пушистые, одни мы отчего-то не уродились…

Дурнопьянов еще молод, но уже пухнет щеками и подбородком, с достоинством носит раннее брюшко и отличается редкой, верблюжьей невозмутимостью. Он весь погружен в себя, в собственные заботы и дела, весь он где-то там, вне управы: на станции техобслуживания, в поликлинике, на строящейся даче, еще черт знает где. Он из породы людей, приходящих на работу позже и норовящих ускользнуть пораньше, а между тем и этим раз-другой отпроситься по какой-нибудь надобности. У него часто болеет ребенок, ломается машина, капризничает нянька, подтекает кран — и все эти внерабочие проблемы может решить только он один, он и решает. С моего благословения. Ибо я всячески поощряю девиз: работать — чтобы жить, а не наоборот. Кроме того, я по характеру излишне мягок, мягче, чем необходимо для настоящего руководителя, и часто, даже против своей воли, отпускаю, разрешаю, способствую. Нет, я не добрячок, я разный, по обстоятельствам жизни: злой и добрый — всякий. Но больше добрый. За это меня многие не любят, ибо доброта граничит с безволием и, кроме того, таит в себе всякое разное, непредсказуемое. Например, гнилой либерализм. Но не любят — втайне, исподтишка, как это издавна заведено в чиновничьей среде. С улыбкой, за которой ядовитые зубы и раздвоенный язык. С взглядом в спину — точно пистолетное дуло…

— Так-с!..

Мешков отставляет наконец в сторону чайник, шаркает подошвами, усаживается, зачем-то перекладывает на столе бумаги, вздыхает. Он редкий флегматик, его ни в коем случае нельзя подгонять: чем быстрее необходимо выполнить задачу, тем для него мучительнее процесс исполнения. Галоп здесь в принципе невозможен: «Месье, я могу только шагом!..»

Напротив Мешкова сидит полный его антипод, Алла Афанасьевна Сорокина — миловидная, умная, живо рефлектирующая особа лет тридцати пяти. Мне она симпатична, в том числе живым восприятием Мешкова. Уже несколько минут она наблюдает за ним с тем непередаваемым выражением лица, как если бы сейчас только проглотила что-то кислое и ее вот-вот стошнит.

— Опять ждем Сорокину, — точно записной провокатор, бормочет чуткий Мешков, не поднимая глаз на Аллу Афанасьевну и сосредоточенно шуруя в бумагах, — пока изволит наговориться по телефону. Всякий раз так, Евгений Николаевич: телефон — в личных целях!

Пауза восхитительна! Дурнопьянов и два других прокурора, Замега и Рудницкий, многозначительно переглядываются в ожидании: не выгорит ли вместо оперативки скандальчик? «Ну? Ну-у?!» В воздухе пахнет озоном, под потолком скапливается грозовое электричество. Один Мешков, сволочь, невозмутим, только стекляшки очков съезжают, соскальзывают на кончик носа, точно нос намазан у него жиром: «Ну?!»

— Алла Афанасьевна, что у вас запланировано на сегодня? — играю я на опережение, предотвращая ответный, по сути, запоздалый электрический разряд: уж больно прочувствованно, на вдохе, ущипнул Мешков, чтобы успела сгруппироваться и осадить в ответ.

Сорокина выдыхает, встряхивает челкой, сосредотачивается и все-таки, не сдержавшись, суживает глаза в гневные щелки и бросает в сторону Мешкова вполголоса: «Никого нет дома!..» Наконец-то! Замега с Рудницким немедля прыскают, а Мешков вполне счастлив, он просто светится изнутри, точно лампочка Ильича: утро, кажется, задалось!

Я не люблю оперативных и аппаратных совещаний, коллегий и тому подобных приемов и способов начальственного удовлетворения амбиций: считаю их пустопорожней говорильней, направленной на единственное — указать подчиненным их место в чиновничьей иерархии и, по возможности, еще раз унизить. Куда полезней разговор наедине, без дурно пахнущего театрального действа с образцово-показательной поркой, или, как мы по-черному шутим между собой, без элементов «нетрадиционного сексуального удовлетворения». А эти полные показного величия рожи в президиуме, напоминающие голые бордовые зады обезьян!.. А повторяющиеся из года в год, от совещания к совещанию гневные речи!.. А бред сивой кобылы!.. А императорские позы, воскресшие в своей первозданности из-под развалин Древнего Рима!..

Но, справедливости ради, иногда общение руководителя с коллективом все-таки полезно и даже необходимо. Хотя бы для того, чтобы не потерять чувство локтя. Или — чтобы не повторяться, если поставлена одна задача. Вот как сейчас…

— Итак?..

Судебных заседаний сегодня ни у кого нет. Сорокина планирует закончить постановление о привлечении к дисциплинарной ответственности следователя Затылюка, Дурнопьянов готовит протест на постановление суда по коррупционному протоколу, Замега с Рудницким изучают уголовные дела на предмет наличия признаков организованности в действиях обвиняемых. Один Мешков, как всегда, юлит: то у него да се… Вот уж Мешков, кстати!

— Диспозиция меняется, — распоряжаюсь я злым, гавкающим голосом, чтобы сомнений и вопросов ни у кого не возникло. — Дурнопьянов, Замега и Рудницкий работают по плану. Сорокина и Мешков с предписаниями о проведении проверок — соответственно в УБОП и отдел «К» службы безопасности. Цель проверки: оперативно-розыскные дела, заведенные за последние три месяца. Гласно — с признаками коррупции. Негласно — в отношении работников правоохранительных органов, в особенности суда и прокуратуры. На кого заведены, брались ли разрешения в суде на проведение оперативно-технических мероприятий, не получены ли заодно разрешения на других, непричастных лиц? И тому подобное. Как — знаете сами. Главное — оперативно. И… одним словом, если нароете что-то, заслуживающее внимания, — немедля ко мне. Мешков, клоуном в цирке поработаете после!..

«Месье, я могу только шагом!..»

Итак, первая задача поставлена, и хотя результат будет, скорее всего, нулевой (с тех пор как за оперативно-розыскной деятельностью начал осуществляться прокурорский надзор, еще хилый, зародышевый, без допуска к агентуре, спецподразделения негласно завели «двойную бухгалтерию»: никчемную информацию — в дело, а нежелательную для прокурорских — в какой-нибудь потайной ящик стола; есть масса способов, как укрыть, спрятать от чужих глаз, ввести в заблуждение; все знают об этом, но пока не существует верных средств и методов, которые позволили бы поймать за руку хитрецов), но, как говорится, отрицательный результат априори тоже является результатом. Что же, поживем — увидим.