— Подходящий у тебя вид, чтобы отдохнуть денек на берегу моря.

Она проигнорировала его сарказм и ровным голосом спросила:

— Мой ключ еще у тебя? — и с облегчением вздохнула, когда онбезропотно протянул его.

Элизабет захлопнула за собой дверь и села на переднеесиденье «мерседеса».

Они успели отъехать, когда она вспомнила, что забыла надетьчасы, но возвращаться было поздно.

Движение на улицах оказалось интенсивным, и они выехали изЛондона позже, чем предполагали.

Легко положив на руль красивые руки, Куинн молча вел машину.Элизабет было неловко ощущать рядом с собой его мускулистое бедро, и она неотрываясь смотрела в окошко. За окном мелькал серый, однообразный пейзаж.

— Завораживающий вид, — ехидно заметил Куинн.

Она приподняла подбородок.

— Я люблю Эссекс.

— Только не говори, что тебе нравилось жить в Солтмарше водном доме с восемнадцатилетним парнишкой и стариком в инвалидном кресле.

Она скрипнула зубами, но промолчала.

Куинн искоса взглянул на нее и сменил тактику:

— Ты помогала Генри копаться в истории рода, так что, надодумать, немало знаешь об этом острове?

— Мне известно, — она старалась говорить спокойно, — что,хотя не сохранилось никаких сведений о строительных работах на острове,сторона, обращенная к морю, столетиями укреплялась насыпями и была частичнооблицована камнем с целью защиты от приливов.

— А сам дом?

— Солтмарш-хаус был построен во времена Тюдоров нарукотворном острове и использовался в качестве маяка.

— Так вот откуда башня. В детстве этот дом всегда напоминалмне кособокий замок.

— Это и было что-то вроде замка. Во всяком случае, сооружениестало оборонительным: на стороне, обращенной к морю, стояли пушки, апоявлявшиеся во время отлива опасные зыбучие пески помогали предотвратитьнападение с суши.

— Тебе, наверно, было интересно заниматься этимисследованием, — заметил Куинн и, не меняя тона, спросил: — Как тебе удалосьустроиться секретарем к отцу?

— То есть не было ли интриги с моей стороны?

— А она была?

— Нет. Я вообще не слыхала о Генри Дервилле, он сам со мнойсвязался.

— Ни с того ни с сего? — Да.

Куинн с недоверием взглянул на нее.

— Я тогда только что бросила колледж и искала работу, и тутПитер Керрадайн, мой преподаватель истории в Пентридже, связался со мной.Оказалось, что он со школьных лет дружил с твоим отцом...

— Дальше.

— Когда после первого удара Генри оказался полуприкованным кинвалидному креслу и решил исследовать и увековечить историю своего рода, емупонадобился помощник. Он обратился к старому другу, и Питер Керрадайн назвалменя.

Во взгляде Куинна все еще сквозило недоверие, и Элизабетяростно произнесла:

— Проверь, если хочешь.

— Так и сделаю, — усмехнулся он. — А как вышло, чтостудентка-историк превратилась в секретаря?

Подавив раздражение, она бесстрастно ответила:

— Меня предупреждали, что в избранной мной области проблемыс трудоустройством, поэтому, чтоб подстраховаться, я записалась на курсымашинописи и стенографии.

— По-моему, ты прибегла к более эффективным способам.

— Не понимаю, о чем ты, — натянуто ответила она.

— Все ты понимаешь.

Она вздохнула и снова отвернулась к окну. Какой смыслдоказывать свою невиновность? Он уверен, что она с самого начала умышленноставила ловушки его отцу, и, похоже, убедить его в обратном было невозможно.

Пейзаж за окном изменился. Холмы уступили место низине,усыпанной фермами, а ближе к побережью начались солончаки.

Неожиданно Куинн затормозил.

— Уже поздно, может, остановимся на ланч?

Она подняла глаза. Они стояли на одной из окраинных улочекСолтмарша, ведущей к берегу.

Машина стояла рядом с «Корабликом» — черно-белой небольшойгостиницей с выступающими полубалками, эркерами и висячей вывеской, на которойкрасовался плывущий на всех парусах клипер.

Элизабет остолбенела, сердце заколотилось, к горлуподступила тошнота.

— Разве у нас есть время на еду?

— Где-то надо поесть. — Куинн смотрел на нее с невиннымвидом. — Помнится, ты говорила, тебе здесь нравится.

Значит, остановка у «Кораблика» не случайна. Элизабетохватила дрожь.

— Не забыла же ты, как мы останавливались здесь? — спросилКуинн, вглядываясь ей в лицо.

Нет, не забыла. Однажды вечером они возвращались из Лондонаи прозевали отлив. Пришлось заночевать в гостинице.

Куинн тогда спокойно заказал один номер на двоих, и она,неопытная, влюбленная по уши девчонка, не стала возражать.

Элизабет молчала, сцепив руки.

— Помнишь кровать с балдахином и ходики, гремевшие всюночь?..

— Нет, ничего не помню, — процедила она сквозь зубы.

— Даже потолка в спальне, расписанного русалками? — лукавоспросил он, глядя, как жаркий румянец заливает ей щеки.

Наконец он вышел из машины и подошел с другой стороны, чтобыпомочь ей.

— Есть еще один повод, чтобы остановиться здесь, —проговорил он, ведя ее под руку к воротам, — у них установлено табло суказанием приливов и отливов. Я смогу узнать, когда отлив.

— А если мы его уже пропустили? — произнесла она и тут жепожалела, что не откусила себе язык.

Он пожал плечами.

— Значит, заночуем здесь и отправимся завтра.

В панике она было начала:

— Нет, мне нельзя оставаться на ночь. Ричард...

— ...в Амстердаме, — ловко вставил Куинн, — и ничего неузнает.

— Он часто звонит мне во время своих разъездов.

— А ты сидишь дома и ждешь?

— Да.

Куинн что-то неразборчиво пробормотал себе под нос, но оназаметила, что губы у него угрожающе сжались, и нашла извращенное удовольствие втом, что ей удалось рассердить его.

Комната отдыха с низкими, почерневшими потолочными балками икосым настилом пола не изменилась. Огонь весело полыхал в широком камине, ввоздухе пахло яблоневыми дровами.

Кроме котенка мармеладного цвета, уставившегося на пламя иморгавшего сонными глазенками, не было никого.

Куинн усадил Элизабет за стол, повесил куртку на спинкустула и подошел к табло.