Эбби окончила школу, и отец сделал ей подарок в знак перемирия. Он выкатил из гаража «мерседес» и торжественно вручил Эбби ключи. Но прекращение огня было временным. Выступая с речью на церемонии выпуска, сенатор Колмэн, как ему казалось, поставил точку: он произнес полное имя Эбби тоном, который намекал на то, что блудная дочь восстановлена в правах и возвращена в отчий дом. Примерно так говорят о любимых лошадях. Но хорошо смеется тот, кто смеется последним. Год спустя Эбби Элиот снова взбунтовалась, покинула колледж и подписала эксклюзивный контракт в Нью-Йорке. Ее рабочее расписание включало поездки в Европу и на Дальний Восток. К девятнадцати годам она то и дело ездила в Лондон и Нью-Йорк, и ее глянцевая фотография смотрела на сенатора со стола в кабинете дантиста. Эбби создала себе профессиональное имя, никак не связанное с отцом, и этот удар сенатор не смог отразить.

Она сама сделала себе имя. Весьма в духе Эбби.

Глубокий вздох.

— Она здесь.

— Где?!

Когда нужно, сенатор обходился без обиняков.

— Сэр, я не могу вам этого сказать.

— Не можешь или не хочешь?

Видите?

Пауза.

— Не хочу.

— Сынок… — Он нервно рассмеялся. Сенатору не нравилось, когда ситуацию контролировал кто-то другой. Теперь, когда он был председателем финансового комитета, подобное положение вещей нравилось ему еще меньше. — Стоит мне шевельнуть пальцем, и каждый полицейский в Джорджии и обеих Каролинах будет разыскивать мою дочь. И даже не сомневайся, что я вызову национальную гвардию.

— Эбби об этом упомянула.

— Ты сомневаешься, что я это сделаю?

— Сэр, я не сомневаюсь, что вы любите вашу дочь. Но… я был вынужден…

— Парень, ты спятил. Ты привезешь ее назад немедленно или…

— Сэр, отчасти мне очень хочется это сделать, но… при всем к вам уважении, вы не знаете…

— Не смей говорить, что я чего-то не знаю! — заорал он.

Тогда как на публике сенатор представал при галстуке, в частной жизни ему скорее подобрали джинсы и кастет. Когда он терял терпение, в углах рта у него появлялась пена — чем громче он говорил, тем сильнее плевался, словно брызгал ядом.

— Вы не убежите далеко. Прячьтесь, если хотите, но я вас найду… и ты сгниешь в тюрьме.

Видимо, вы уже догадались, что у нас с тестем были непростые отношения. Хотя он меня презирал, я всегда им восхищался. Даже голосовал за него. Он начал с нуля и добился многого. И потом, добиться избрания — одно, а удержаться на посту — совсем другое. Колмэну это удалось. Четырежды избранный сенатор, он ни разу не проиграл выборы. У него были обширные связи в Вашингтоне. Но власть — это благословение и проклятие. Полагаю, в другой жизни, будь он добродушным фермером из Южной Каролины с соломинкой в зубах, мы бы отлично ладили.

Я сглотнул и посмотрел на воду и на бледное лицо Эбби под брезентом. Сенатор терпеть не мог мыслей о смерти по одной простой причине. Смерть была ему неподвластна. И окружающие то и дело напоминали ему об этом. Тот факт, что дочь не выказывала признаков страха, был его ахиллесовой пятой. Мне всегда казалось странным, что такой могущественный человек может быть столь легко сражен.

Мы почти не виделись несколько лет, но это не значит, что сенатор нам не помогал. Он помогал. Устраивал нас туда, куда мы никогда не попали бы собственными силами, и продвигал в обход очереди. Если мы не могли лететь первым классом, он присылал персональный самолет. Он помогал издалека, потому что сближение было чересчур болезненно. За исключением единственного раза. Тогда-то я и понял, что сенатор действительно любит дочь. Эбби тоже это знала, но легче ей от этого не становилось.

Нужно было закругляться, прежде чем он успеет отследить звонок при помощи спутника. Поскольку сенатор председательствовал сразу в нескольких комитетах, среди которых были и вооруженные силы, меня, возможно, уже окружали.

— Сэр, мне очень жаль. Прошу у вас прощения, но… — я заговорил мягче, — это все ради Эбби.

— Она должна быть здесь. С нами.

— При всем уважении, сэр… у вас было четыре года. И никуда бы мы не делись. Если вы хотели быть с ней, то могли сделать это когда угодно.

— И что это значит?

Я буквально ощущал его гнев. Сенатор не привык к дискуссиям, которые могли окончиться не в его пользу, и не собирался такое терпеть. Я никогда ему не противоречил, поэтому наши разговоры были короткими. Обычно начинал и заканчивал их он сам, с той минуты, когда я попросил у него разрешения жениться на Эбби. Всего лишь еще один короткий разговор.

— Сэр, я не ожидал, что вы меня поймете.

— Ты ненормальный! — вопил он. — Ты неудачник, который никогда бы ничего не достиг, если бы не Эбби!

— Согласен, сэр, но…

— Что?!

Я взглянул на Эбби.

— Пожалуйста, поймите…

Сенатор начал говорить что-то еще, но я закрыл телефон и швырнул в реку. Вода его поглотила. На поверхность выскочили крошечные пузырьки.

Я вернулся на место, взялся за весло и в который раз попытался найти то единственное слово, каким можно обозначить характер жены. Наверное, после четырнадцати лет брака я мог бы придумать что-нибудь еще, кроме «милая». Согласен, это никуда не годится.

Я постучал по пакетику с газетной вырезкой.

— Ты выбрала самое сложное.

— И я собираюсь исполнить не одно свое желание.

— Не сомневаюсь. Значит, лучше нам взяться за дело, — улыбнулся я.

— Ну да.

— Ты отдыхай, а я буду грести.

Эбби улыбнулась.

— Так и должно быть.

Я погрузил весло в воду, посильнее оттолкнулся, и каноэ скользнуло в реку. В двухстах километрах впереди лежал океан — час езды на машине или неделя в лодке.

У нас отняли все. Профессиональная жизнь Эбби, ее красота, приятная мягкость груди, соблазнительные формы, доверчивая улыбка — все это внешнее, без чего мы могли обойтись. А как насчет того, что внутри? Ее неистребимая любовь к жизни и ко мне, способность по-детски надеяться, необыкновенные мечты… Эбби превратилась в тень прежней себя. Хилая оболочка, похожая на призрак. Оставалось только ждать.

Я не мудрец. И не делаю вид, что у меня все рассчитано. Но одно знаю наверняка: некоторые правильно живут, другие красиво умирают, но не многие любят вечно. Почему? Не знаю. Все мы живем и все умираем, другого выбора нет, но между жизнью и смертью есть кое-что еще… Любить вечно. Это выбор, который человек делает снова и снова. Не важно, что ты выбираешь. Но, по-моему, если выбрал, то уж будь готов ко всему.

Я не оглядывался назад и не заглядывал вперед. Я посмотрел на Эбби, погрузил весло в воду и оттолкнулся.