– Могу я сначала кое-что вам показать?

– Только если быстро.

Я достал свой телефон и показал ей фото телевизора мистера Боудича.

– Это же антенна сверху, да?

– Мы называли её кроличьими ушами, – сказала миссис Силвиус. Её улыбка была похожа на улыбку мистера Боудича, когда он разглядывал фотографии Радар с обезьянкой. – Обычно мы обматывали их фольгой, чтобы улучшить сигнал. Но взгляни на телевизор, Чарли! Бог ты мой! Он до сих пор работает?

– Не знаю. Я не включал.

– Первый наш телевизор был похож на этот. Настольная модель «Зенит». Такой тяжёлый, что мой отец надорвал спину, пока заносил его по лестнице в нашу тогдашнюю квартиру. Мы смотрели его часами! Энни Оукли, Дикий Билл Хикок, «Капитан Кенгуру», «Кролик-крестоносец»…13 пока у нас не начинала болеть голова! И когда он начинал барахлить – убегала картинка, – мой отец вызывал телемастера, который приходил с портфелем, полным ламп.

– Ламп?

– Вакуумных ламп. Они светились оранжевым, как старые лампочки. Он менял сгоревшую на новую и всё снова работало. – Она ещё раз взглянула на фотографию в телефоне. – Уверена, лампы в этом телевизоре сгорели давным-давно.

– Возможно мистер Боудич купил новые на «Ибэй» или «Крэйглист», – сказал я. – В интернете можно купить всё, что угодно. Конечно, если у вас есть деньги. – Только я сомневался, что мистер Боудич пользуется интернетом.

Миссис Силвиус вернула мне телефон.

– Иди, Чарли. Тебя ждут занятия.

5

В тот день тренер Харкнесс прилип ко мне как банный лист к заднице, а точнее, как муха к дерьму. Потому что я дерьмово играл. Во время упражнения с тремя конусами я постоянно двигался не в ту сторону, а один раз попытался двигаться в двух направлениях сразу и приземлился на пятую точку, что вызвало много веселья. Во время «двойной игры» меня сорвали с моей позиции и мяч со второй базы просвистел мимо того места, где я должен был стоять, в итоге отскочив от стены. Когда тренер подал дрибблер выше линии, я хорошо отреагировал, но не опустил перчатку и мяч, как заяц, проскочил у меня между ног. Но бантинг стал последней каплей для тренера Харкнесса. Я продолжал отбивать мяч питчеру вместо того, чтобы пустить его вдоль линии третьей базы.

Тренер вскочил со своего шезлонга и прошествовал к «пластине», покачивая животом, а свисток болтался между его немаленьких грудей.

– Господи Иисусе, Рид! Ты как старая бабка! Хватит бить по мячу! Просто опусти биту и пусть мяч сам ударит по ней. Сколько раз я должен повторять? – Он схватил биту, отпихнул меня локтем в сторону и встал напротив Рэнди Моргана, нашего питчера. – Бросай! И не жалей сил!

Рэнди бросил так сильно, как мог. Тренер выполнил идеальный бант. Мяч покатился вдоль линии третьей базы почти идеально. Стив Домбровски попытался поймать его, но промахнулся.

Тренер повернулся ко мне. «Смотри! Вот как это делается! Не знаю, что у тебя в голове, но выбрось это оттуда!»

В голове у меня была Радар, дожидающаяся моего появления в доме мистера Боудича. Двенадцать часов для меня, три с половиной дня для неё. Она не знала, почему её оставили одну и не могла поиграть со своей пищащей обезьянкой, потому что некому её бросить. Пыталась ли она не гадить дома или – с запертой-то собачьей дверью – уже где-то сделала свои дела? Если так, то она не понимала, что это не её вина. Плюс мои мысли также занимали неухоженный газон и покосившийся штакетник.

Тренер Харкнесс протянул мне биту.

– Теперь попробуй отбить как следует.

Рэнди не стал усердствовать, а просто сделал тренировочный бросок, чтобы дать мне шанс. Я развернулся… и отправил мяч вверх. Рэнди даже не пришлось сходить с тренировочной площадки, чтобы поймать его.

– Ну всё, – сказал тренер. – Дай пять. – Имея в виду пять кругов по залу.

– Нет.

Весь гомон в спортзале стих. И на нашей половине, и у девушек на волейбольной половине. Все наблюдали. Рэнди приложил перчатку ко рту, возможно, чтобы скрыть улыбку.

Тренер упёрся руками в свои пухлые бёдра.

– Что ты только что сказал?

Я не кинул биту, потому что не был зол. Я протянул ему биту и тренер, сам того не ожидая, взял ее.

– Я сказал «нет». С меня хватит. – Я направился к двери, ведущей в раздевалку.

– Вернись, Рид!

Я даже не помотал головой, продолжая идти.

– Вернись сейчас же, а не когда успокоишься! Потому что потом будет поздно!

Но я был спокоен. Спокоен и невозмутим. Даже рад, словно увидел, что решение сложной математической задачи и вполовину не так сложно, как казалось сначала.

– Чёрт возьми, Рид! – Теперь в голосе тренера звучала лёгкая паника. Может, потому, что я был его лучшим отбивающим, или из-за того, что этот бунт происходил на глазах остальной команды. – Вернись на место! Победители не сдаются, а сдавшиеся не побеждают.

– Тогда считайте, что я сдался, – сказал я.

Я спустился по лестнице в раздевалку и переоделся. Это был конец моей бейсбольной карьеры в Хиллвью-Хай, но жалел ли я об этом? Нет. Жалел ли я, что подвёл свою команду? Немного, но как любил подчёркивать тренер, в команде нет места для «я». Им придётся справляться без меня. У меня есть и другие дела.

6

Я вынул почту из почтового ящика мистера Боудича – никаких личных писем, так, всякая ерунда – и вошёл через заднюю дверь. Радар не смогла толком прыгнуть на меня, наверное, у неё был плохой день, поэтому я осторожно взял её за передние лапы, поднял и положил себе на пояс, чтобы погладить её запрокинутую голову. К её полной радости я не обошел вниманием и седеющую морду. Она осторожно спустилась по ступенькам крыльца и занялась своими делами. И снова, прежде чем подняться, она окинула ступеньки оценивающим взглядом. Я сказал, что она хорошая девочка и тренер Харкнесс гордился бы ею.

Я несколько раз бросил Радар пищащую обезьянку и сделал несколько снимков. В корзине лежали и другие пищалки, но обезьянка определённо была её любимой.

Когда я пошёл поднимать упавшую лестницу, собака последовала за мной на улицу. Я отнёс лестницу к сараю, увидел висячий замок на двери, и просто прислонил её к краю крыши. Пока я работал, Радар