— Не надо меня провожать, Татьяна Вениаминовна, сидите, я сам захлопну дверь. Наверное, вам не стоит больше пить. Подумайте на эту тему.

Когда он уходил, она сидела с закрытыми глазами, откинув голову на спинку дивана. Наверное, думала на «эту тему». Он на цыпочках вышел из гостиной, постоял в коридоре, затем на цыпочках вернулся и снова посмотрел. Женщина не меняла позу…

Внезапное препятствие возникло перед выходом из квартиры. Рука уже тянулась к замку, когда с обратной стороны в замочной скважине завозился ключ, и дверь распахнулась, он едва успел отдернуть руку. В квартиру, гремя ключами, ввалился плотный молодой человек с густой, аккуратно уложенной шевелюрой и черными глазами, очень похожими на глаза Татьяны Вениаминовны. Они столкнулись, как машины на полном ходу, отпрянули от неожиданности. В глазах у молодого человека мелькнул испуг, Турецкий заметил, как сжалась рука в кулак, и связка ключей в кулаке превратилась в опасный утяжелитель. Он отступил, готовый провести блокировку атакующей конечности.

— Спокойно, спокойно, молодой человек, я не вор и не убийца…

— Какого черта? — парень дерзко шагнул вперед. — Кто вы такой? Что вы делаете в квартире моей матери?!

— Да тихо вы, — цыкнул Турецкий. Пришлось несильно оттолкнуть парня от себя. — В квартире вашей матери, молодой человек, я работаю. Следователь Турецкий, расследую дело об убийстве вашего отца.

— Фу… — молодой человек выпустил пар. — Ладно, извините, вы и впрямь не очень-то похожи на вора.

— А вы, позвольте догадаться, Павел?

— Догадались. Где моя мать?

— Татьяна Вениаминовна в гостиной, не волнуйтесь. С ней все в порядке. Если не считать… что она изрядно приняла. Мы просто с ней поговорили.

— Она уже несколько дней принимает, — проворчал молодой человек, запихивая связку ключей в карман. — Не ест, не спит, только сидит, смотрит в стену, молчит, в лучшем случае потягивает из бутылочки…

— В лучшем?

— Неудачно выразился, — фыркнул Павел и смерил визитера пристальным взглядом. Турецкий не остался в долгу, ответил тем же. Глаза у молодого человека были воспалены, размер зрачков стремился к бесконечно малой величине. Кожа лица выглядела бледноватой. То ли освещение в прихожей было неважное, то ли молодой человек не чурался легких наркотиков, что для нынешней молодежи так же естественно, как для прежнего поколения — трехлитровая банка разбавленного в ларьке пива.

— Надеюсь, вы не сильно донимали мать? А то в ее нынешнем состоянии подобные встряски… К ней несколько раз приезжали из милиции и прокуратуры.

— Не волнуйтесь, мы просто поговорили, — повторил Турецкий. — Вы часто навещаете родителей?

— Случается, — кивнул Павел. — Проживаем в одном городе, вроде не ссорились. Послушайте, если вы собираетесь повторить всю эту тягомотину заново, где был в день убийства, какие отношения с отцом, не выгадал ли чего с его смерти, то почитайте в бумажках. Их написали столько…

— Не сомневаюсь, что вы любили своего отца, — он сделал попытку исключить из тона иронию.

— Я тоже не сомневаюсь, — дерзко заявил молодой человек. — И на его смерти не приобрел ровным счетом никаких дивидендов. Наверное, вы в курсе, что отец ежемесячно подкидывал мне деньжат, в размере, кстати, средней зарплаты по Москве. Мать, увы, такого делать не сможет, да и у меня язык не повернется просить. Если вы считаете, что у меня совсем нет совести…

— Не могу я так считать, Павел, — Турецкий миролюбиво улыбнулся, — поскольку совсем вас не знаю. Почему такой тон? Вам не нравится, что кто-то расследует убийство вашего отца? Полагаете, убийца сам придет с покаянием?

— Нормальный тон, — огрызнулся Павел. — Сразу видно, что у вас нет взрослых детей.

Турецкий засмеялся.

— Вы учитесь в театральном?

— Учусь.

— Нигде не работаете?

— Ну, уж вагоны с углем точно не разгружаю, — парень криво усмехнулся. — Случаются иногда темные делишки, приносящие копеечку-другую.

Достойный представитель российской молодежи с вызовом уставился на собеседника.

— Ладно, не стану вас задерживать, — Турецкий шутливо откозырял и толкнул дверь.

Второе препятствие возникло на лестнице. Он постоял пару минут в задумчивости, поиграл зажигалкой в кармане, покосился на дверной глазок и медленно двинулся вниз. На повороте пришлось посторониться — держась за перила, навстречу поднималась женщина с тяжелыми пакетами.

Мельком глянула на него, он мельком глянул на нее, и разошлись правыми бортами. Неясное любопытство заставило его сбавить темп. Женщина одолела лестничный пролет, пристроила пакеты под дверью Пожарских, полезла в сумочку за ключами. «Попалась», — подумал Турецкий.

— Позвольте, уважаемая. Найдется минутка?

— Что? — она резко повернулась, смерила незнакомца настороженным взглядом. — Мы знакомы?

— Сейчас познакомимся, — Турецкий повернул обратно, поднялся на несколько ступеней. Слишком высоко подниматься не стал, дабы не нервировать женщину. — Если вы Галина, домработница Пожарских.

— А если нет? — женщина сдержанно улыбнулась.

— А если нет, то не видать нам знакомства. Но вы же Галина? Приходящая домработница?

— Да, Галина. Приходящая. Иногда уходящая, — она посмотрела на ключи в руке, потом на дверь, потом на человека тремя ступенями ниже, который привалился к перилам и с любопытством ее разглядывал.

— Несколько минут — и вы пойдете заниматься своей неблагодарной работой. Не забудьте покормить рыбок в аквариуме — у них такой замученный вид. Моя фамилия Турецкий, я расследую убийство Георгия Львовича. Расскажите, что случилось в воскресенье двадцать четвертого мая?

Может быть, все дело в том, что она стояла выше? В его представлении, «домомучительницы», которых в Москве развелось, как нерезаных дворняжек, должны выглядеть несколько иначе. Либо это добродушные на вид тетушки, либо серенькие скромняги в длинных юбках, либо конкретные «фрекен Бок» — в тех местах обитания «богатеньких Буратино», где внешность приходящей работницы не имеет значения. На приходящую фотомодель Галина тоже не была похожа, но внешность имела интересную. Первыми в глаза бросались очки в круглой оправе, под которыми прятались настороженные карие глаза. Прическа типа «каре», пиджачок в клеточку, брюки свободного покроя. На вид ей могло быть тридцать пять. Или сорок пять. Широковата в кости, немного бесформенна в области бюста, но в целом женственна. Одна из тех интеллигенток, что сунули подальше свой диплом, забыли специальность и отправились туда, где меньше дует и больше платят.

— Вот так, значит, господин Турецкий? — усмехнулась Галина. — Без вызова по повестке, без протокола, без соблюдения положенных формальностей…

— Я не работаю в государственной структуре. Но моя деятельность инициирована Генеральной прокуратурой. Не хотите говорить — воля ваша. Но зачем вам лишние неприятности? Мало натерпелись за последние дни?