– Что ты сказал?!

– Прошу прощения, mon Capitaine, – поправился его подчиненный, – но я не верю, что мадам Нубель замешана в чем-то предосудительном, а этой девушке что-то известно. Злодей записался в книге под чужим именем. У нас есть вот это. – Он дрожащими руками поднял сундучок. – Можно устроить засаду. Должен же он вернуться.

Капитан заколебался, потом кивнул.

– Считай, что тебе повезло, – прорычал он, ткнув в Мину грязным пальцем, – что я не поставил тебя к позорному столбу вместо старой ведьмы! Прочь с глаз моих!

Девушка поднялась на ноги и, изо всех сил стараясь не перейти на бег, поспешно удалилась, спиной чувствуя на себе враждебный взгляд. Нет уж, она не доставит ему удовольствия видеть ее страх! Лишь когда она завернула за угол, мужество покинуло ее; руки тряслись, но Мину переполняли ликование и хмельное безрассудство. Она чувствовала себя очень смелой и благородной и была горда собой. Девушка привалилась к стене, дивясь собственной отваге.

А потом начала смеяться.

Ровно в полдень Пит постучался в условленный дом на улице Эгле-д’Ор и стал ждать, когда его впустят. На лестнице послышались шаги, и дверь еле заметно приоткрылась.

Увидеть за ней знакомое лицо было настолько неожиданно, что он даже глазами захлопал:

– Мишель Казе, с ума сойти! Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть!

Дверь приоткрылась пошире, Пит вошел внутрь, и двое мужчин пожали друг другу руки. Пять лет назад, будучи новообращенными гугенотами, они плечом к плечу сражались в армии принца Конде: Мишель, профессиональный солдат, и Пит, человек сугубо мирный, вынужденный взять в руки оружие, чтобы защищать то, во что он верил. С тех пор Пит ничего о нем не слышал.

Время обошлось с его старым товарищем безжалостно. Одетый во все черное, если не считать белого воротничка и манжет, Мишель теперь пугал своей худобой, а лицо его было изборождено глубокими морщинами. Кожа стала землистой, волосы побелели. Когда товарищи обнялись, Пит почувствовал под одеждой кости.

– Ну, как поживаешь? – спросил он, пораженный произошедшей с его другом переменой.

Тот вскинул руки:

– Как видишь, я все еще жив.

На верхней ступеньке лестницы показался взлохмаченный молодой человек и подозрительно осведомился:

– Он назвал пароль?

– Это излишне, – отозвался Мишель. – Я могу поручиться за него.

– Все равно, – протянул юнец с аристократическим выговором.

Пит переглянулся с Мишелем, но все же подчинился.

– За Юг.

Они двинулись по лестнице на второй этаж, и Пит заметил, что Мишель тяжело дышит. Дважды тот вынужден был останавливаться и подносить ко рту платок, смоченный ароматическим бальзамом. Кроме того, когда Мишель взялся за перила, Пит заметил, что на его правой руке недостает двух пальцев.

– Друг мой, может, нам стоит…

– Я в полном порядке, – отрезал тот.

Они поднялись на верхний этаж, где Пит распахнул плащ перед молодым человеком, демонстрируя, что вооружен.

– Per lo Miègjorn, – произнес он, повторяя пароль.

Юнец пристально посмотрел на кинжал, но разоружиться Пита не попросил. Глаза его были налиты кровью, разило перегаром.

– Входите, сударь.

Пит очутился в душной комнате. В спертом воздухе стоял запах древесного дыма и застарелой еды. На столе на деревянном блюде лежал обглоданный дочиста куриный остов, в кружках кисли недопитые остатки эля и медовухи.

– Позвольте мне всех познакомить, – произнес Мишель. – Товарищи, рад представить вам одного из самых верных солдат, с которыми мне когда-либо выпадала честь служить. Пит Рейдон, уроженец Амстердама…

– …Чье сердце навеки предано Югу, – перебил его Пит. – Рад с вами познакомиться, господа.

Он обвел взглядом комнату. Собравшихся оказалось меньше, чем он ожидал, – впрочем, это, наверное, было и к лучшему.

– Наш Цербер, Филипп Деверо. С ним ты уже имел дело.

Тот отвесил полупоклон. Его желтый дублет и шоссы были в пятнах.

Мишель указал на подоконник.

– Это наш командир, Оливер Кромптон, – произнес он, запнувшись на английской фамилии, затем перешел к мужчине, сидевшему за деревянным квадратным столом. – А это Альфонс Бонне, его слуга.

Пит кивнул чернявому крепкому малому, который сидел обхватив пивную кружку грязными руками, и лишь потом перевел взгляд на его хозяина. Он был хорошо сложен, с близко посаженными глазами и подстриженной на английский манер черной бородкой.

– Месье Пит Рейдон.

Кромптон протянул ему руку. Пит пожал ее и почувствовал на себе холодный оценивающий взгляд англичанина. Левая рука Пита сжалась на лямке сумы.

– Мы весьма наслышаны о благотворительной деятельности, которую вы ведете на благо нашей общины в Тулузе. Ваша слава бежит впереди вас.

– О, она наверняка сильно преувеличена, – улыбнулся Пит. – Кромптон?

– Сын отца-англичанина и матери-француженки и дальний родственник этого молодого джентльмена, которому соблазны таверн Триваля показались вчера вечером более привлекательными, нежели его собственная постель. Он еще не вполне протрезвел.

Деверо вспыхнул:

– Клянусь честью, я выпил не больше кружки эля, от силы двух. Сам не знаю, почему меня вдруг так развезло.

Командир покачал головой:

– Вы застали нас в самый разгар дискуссии, сударь.

– У Пита нет времени на разговоры, – вмешался Мишель. – Давайте сразу перейдем к нашему делу.

– Уверен, он найдет для себя в нашем обсуждении много интересного.

Пит взмахнул рукой:

– Прошу вас.

– Перед тем как вы явились, Мишель говорил, что, по его мнению, Эдикт о веротерпимости, даровавший гугенотам вероисповедные права, был издан с благими намерениями, в то время как мой достойный родственник в этом сомневается.

– Да этот эдикт не стоит даже бумаги, на которой он написан, – бросил Деверо.

– Он спас немало жизней, – негромко заметил Мишель.

Кромптон рассмеялся:

– Наш Мишель верит, что королева-регент желает положить конец распрям между католиками и протестантами. А я в это не верю.

– Я не отрицаю, что есть люди, которые придерживаются иного мнения по этому вопросу. Я лишь говорю, что мы не должны еще больше раздувать конфликт. Нас будут судить еще строже, если окажется, что мы отказались принять предложенную нам оливковую ветвь.

– Этот эдикт, – возразил Кромптон, – как и все те, что были изданы до него, – всего лишь пустые слова. Его цель – создать иллюзию компромисса между требованиями католиков – под которыми я имею в виду герцога Гиза и его сторонников – и умеренных католиков при дворе. Фракция Гиза не намерена соблюдать его, ни в малейшей степени.