О точных размерах баснословного богатства Саввы Морозова можно только догадываться. «Товарищество Никольской мануфактуры „Саввы Морозова сын и К°“» входило в тройку самых прибыльных предприятий России. Одно только жалование Саввы Тимофеевича (он был всего лишь директором, владельцем же мануфактуры была его мать) составляло 250 тысяч рублей в год – бешеные деньги по тем временам.

Савва Морозов принадлежал к новому поколению московских купцов, которые, в отличие от своих отцов и дедов – родоначальников семейного бизнеса, имели прекрасное европейское образование, художественный вкус, разнообразные интересы. Духовные и социальные вопросы занимали их ничуть не меньше, чем проблемы бизнеса.

А начал семейное дело дед и тезка Саввы, крепостной крестьянин Савва Васильевич Морозов, который, дожив до глубокой старости, так и не одолел грамоты, однако это не мешало ему отлично вести дела. Он завещал своим сыновьям четыре крупные фабрики, объединенные названием «Никольская мануфактура». Старик позаботился устроить потомков даже на том свете: у его могилы на Рогожском кладбище стоит белокаменный старообрядческий крест с надписью: «При сем кресте полагается род купца первой гильдии Саввы Васильевича Морозова». Сегодня там лежит четыре поколения Морозовых…

Будущий капиталист и вольнодумец Савва Тимофеевич воспитывался в очень богатой семье старообрядцев в духе религиозного аскетизма и в исключительной строгости. Каждый день в семейной молельне служили священники из Рогожской старообрядческой общины. Набожная хозяйка дома, Мария Федоровна, постоянно была окружена приживалками, и любой ее каприз был законом для домочадцев.

По субботам в доме было принято менять нательное белье. Братьям, старшему Савве и младшему Сергею, выдавалась только одна чистая рубаха на двоих, которая обычно доставалась маминому любимчику Сереже. Савве же приходилось донашивать ту, что снимал с себя брат. Не правда ли, странно для богатейшей купеческой семьи? Однако это было не единственное чудачество хозяйки дома. Занимая двухэтажный особняк в 20 комнат, Мария Федоровна не пользовалась электрическим освещением, считая его бесовской придумкой. По той же причине не читала ни газет, ни журналов и всячески чуралась литературы, театра, музыки. Опасаясь простудиться, не мылась в ванне, предпочитая пользоваться одеколонами. И при этом держала домашних в такой строгости, что никто и пикнуть не смел без ее дозволения.

Но, несмотря ни на что, перемены неумолимо вторгались и в эту прочно устоявшуюся старообрядческую семью. У Морозовых уже появились гувернантки и гувернеры, детей – четырех сыновей и четырех дочерей – обучали музыке, иностранным языкам и светским манерам. При этом применялись веками испытанные формы воспитания – за ненадлежащее рвение в учебе юных наследников миллионов нещадно драли.

Савва, увы, не отличался примерным послушанием. По его собственному признанию, еще в гимназии он научился курить и не верить в Бога. Характером молодой человек пошел в отца: решения принимал быстро и навсегда.

Поступив на физико-математический факультет Московского университета, Савва серьезно изучал философию, посещал лекции по истории В. О. Ключевского. По окончании университета продолжил образование в Англии. В Кембридже он изучал химию, писал диссертацию и одновременно знакомился с текстильным делом. В 1887 году, после Морозовской стачки и болезни отца, вынужден был вернуться на Родину и принять управление семейным предприятием. Было тогда Савве двадцать пять лет.

Вплоть до начала 1918 года Никольская мануфактура была паевым предприятием, главным и основным пайщиком которого была мать Саввы Мария Федоровна: ей принадлежало 90 процентов паев.

Разумеется, в делах, связанных с производством, Савва Морозов полностью зависел от матери. По сути, он был не полноправным хозяином, а совладельцем-управляющим. Но Савва Тимофеевич не был бы сыном своих родителей, не унаследуй он от них неуемную энергию и несгибаемую волю. Сам о себе он говорил: «Если кто станет на моей дороге, перейду и не сморгну».

«Пришлось мне попотеть, – вспоминал впоследствии Савва Тимофеевич. – Оборудование на фабрике допотопное, топлива нет, а тут конкуренция, кризис. Надо было все дело на ходу перестраивать».

Для модернизации фабрики он выписал из Англии новейшее оборудование. Отец был категорически против – дорого, но Савва сумел переубедить отставшего от жизни папеньку. Старику не нравились нововведения сына, однако в конце концов он сдался: на мануфактуре были отменены штрафы, изменены расценки, построены новые бараки. Тимофею Саввичу оставалось только топать на сына ногами и обзывать его социалистом.

«А в добрые минуты – совсем уж старенький – гладит меня, бывало, по голове и приговаривает: „Эх, Саввушка, сломаешь ты себе шею“», – вспоминал Савва Тимофеевич.

Но до осуществления тревожного пророчества отца было еще далеко.

Дела в товариществе шли превосходно. По рентабельности Никольская мануфактура занимала третье место в России. Морозовская продукция вытесняла английские ткани даже в Персии и Китае. К концу 1890-х годов на фабриках Саввы Морозова было занято 13,5 тысячи человек, здесь производилось около 440 тысяч пудов пряжи и почти два миллиона метров ткани в год.

Конечно, втайне Мария Федоровна гордилась сыном: Бог не обделил его ни умом, ни хозяйской сметкой. Хотя и сердилась, когда Савва Тимофеевич сначала делал по-своему, как считал нужным, и лишь затем подходил: «Вот, мол, маменька, разрешите доложить…»

Но одновременно со своими блестящими производственными победами Савва Морозов одержал одну победу скандальную – на любовном фронте: он наделал шума на всю Москву, влюбившись в жену собственного двоюродного племянника Сергея Викуловича Морозова, Зинаиду Григорьевну. По городу ходили слухи, что Сергей Викулович приглядел ее среди ткачих на одной из морозовских фабрик. По другой версии, Зинаида происходила из состоятельного купеческого рода Зиминых, и ее отец, богородский купец второй гильдии Григорий Зимин, был родом из Зуева.

В те времена в России развод не одобрялся ни светскими властями, ни Церковью. А для старообрядцев, к которым принадлежали Морозовы, это было и вовсе немыслимо. Однако Савва все же решился пойти на чудовищный скандал и не побоялся семейного позора – свадьба состоялась.

Надо отметить, что Морозовым везло на властных, надменных, умных и очень честолюбивых жен. Зинаида Григорьевна – лишнее тому подтверждение. Умная, но до крайности претенциозная женщина, она тешила свое тщеславие наиболее понятным купеческому обществу способом: обожала роскошь и упивалась вниманием света. Муж потворствовал всем ее прихотям.

Газеты того времени наперебой комментировали помпезное открытие нового морозовского особняка, который сразу же окрестили „московским чудом“. Дом необычного для Москвы стиля, сочетавший в себе готические и мавританские элементы, спаянные пластикой модерна, моментально стал столичной достопримечательностью.

Апартаменты Зинаиды Григорьевны были обставлены роскошно и эклектично: спальня в стиле ампир из карельской березы с бронзой, мраморные стены, мебель, покрытая голубым штофом. Эти апартаменты напоминали магазин посуды – количество севрского фарфора просто пугало: из фарфора были сделаны даже рамы зеркал, на туалетном столике стояли фарфоровые вазы, а по стенам и на кронштейнах висели крохотные фарфоровые фигурки.