им должное — северяне проявили самообладание и благоразумно остались глухи к едким намекам знати и шута.

Девушка нервно переплела холодные пальцы: она сбежала с ужина, когда завели спор о внешней политике. Если не считать двух партий с обаятельным северянином по имени Рогнед, пир испытал ее нервы на прочность. Впрочем, и танцы отчасти были омрачены тяжелым холодным взором Посланника, который едва не прожег на ней дыру. Чего он пялился? Что задумал?

Она так погрузилась в раздумья, что даже не расслышала, как братья вошли.

— Готовься, — бросил Будиш с порога. — Завтра на рассвете ты уезжаешь.

— В монастырь? — С надеждой шепнула София.

— Ты поедешь вместе с господином Святославом.

— В Лейд? — София покачнулась, чувствуя, как подкашиваются ноги.

— Именно, сестра, — пьяный Николай горел торжеством. — Мы сказали тебе не все. Северяне прибыли в Ипати не ради забавы, а во имя исполнения Грамоты Заклада. Чтобы и далее сохранять перемирие, мы обязались передать Дому Серебряного Волка члена нашей княжеской семьи. Тебя.

Последние слова прозвучали откуда-то из далекого липкого марева. Девушка медленно сползла по стене и мир стремительно потух.

… Из холодного небытия послушницу вывели терпкие ароматы целебных трав. Кто-то усердно водил ими под носом, приговаривая:

— Давай, открой глаза. Ну, милая, открой.

София дернулась и закашляла от переизбытка горечи.

Придворный лекарь склонился к ее лицу, послушал ритмы сердца, дыхание и заключил:

— Она в порядке. Легкое потрясение.

— Отлично. — Будиш стоял у стены, и даже сквозь полузакрытые глаза она заметила, в какой злобе он горел. — Свободен.

Лекарь ушёл, а вслед за ним все остальные.

София перевернулась на бок и подтянула покрывало к лицу.

В глазах защипало. Она никогда не понимала, почему старший брат ее так люто ненавидит. Николай тоже не испытывал к ней теплых чувств, а Игорь хоть и оставался холоден, изредка все же проявлял нечто вроде братской заботы. Но Будиш… Будиш ненавидел ее с рождения и при каждой встрече брезгливо сплевывал, шипя вроде «убийца матери».

Она надеялась — со временем его гнев угаснет, сменится пониманием и прощением. Увы. Чем старше он становился, тем сильнее росла его ненависть. Разве она виновна, что мама умерла, давая ей жизнь? Разве хотела бы она не знать ни ее женской ласки, ни теплоты отца, ни любви старших братьев. Разве мечтала стать чужой в собственном доме, и быть сосланной в монастырь, как порченый хлам?

Лен подушки щекотал влажную щеку. Всюду ненужная и всюду чужая. Она, хоть и выросла при монастыре и мало разбиралась в политике и дипломатии, зато прекрасно знала, кто такие заложники перемирия. Настоятельница не раз заводила разговоры о несчастных княжеских детях, увезенных в далекие враждебные государства в качестве залога мира. Их судьбы становились разменной монетой, а жизни — предметом торга.

Особо ей запомнилась история княжича Михаила из Дома Бурого Медведя. Родителям пришлось передать сына в залог Дому Песчаного Ирбиса. Три года Михаил жил во владениях неприятеля, три года оба Дома соблюдали перемирие и тишину, заботясь о судьбе заложенного в Заклад ребенка. Одна нечаянная схватка на границе стоила мальчику жизни. В наказание Дом Песчаного Ирбиса умертвил княжеского сына и отослал на Родину его голову. Правитель Ирбисов был вправе распорядиться его жизнью по собственному усмотрению. Война, есть война.

София зарылась в подушку и накрыла голову покрывалом. Если братьям так не терпится свести с ней счеты, сделали бы это на земле ее предков. Заставлять ехать в лютую даль, чтобы принять смерть на плахе, это жестоко даже по отношению к врагу. Их воля убила в душе послушницы последний проблеск надежды.

Дверь в комнату бесшумно отворилась. Легкие шаги прошелестели к столу. О столешницу звякнул поднос.

— Тебе надо поесть, — сурово сказала Клара. — До Стифополя месяц пути. Ты не должна стать обузой Посланнику Верховного Правителя и его людям. Они и без того пошли на уступку. Узнав, что тебе нездоровиться, господин Святослав перенес отъезд ровно на сутки. Больше он тянуть не станет. Вставай и ешь.

София не пошевелилась, только тихо ответила:

— Не хочу.

— Ну, как знаешь, — махнула рукой Клара.

* * *

Близился вечер нового дня. В небе полыхал багровый закат, а сквозь распахнутое окно врывался чудный аромат яблонь и слив. Шум столичных улиц медленно затихал. Лязгали железные двери, схлопывались деревянные ставни, щелкали запираемые замки. Во внутреннем дворе сменился караул.

София, обессиленная и раздавленная горем, пролежала весь день.

Надо же! Посланник дозволил провести в опостылевшей Ипати еще целый день, а не поволок в Стифополь у всех на глазах. Как благородно.

Девушка поморщилась. Лицемерием он, пожалуй, мог посоперничать даже с Будишем. И если братьев она скорее жалела за их черствые сердца, то внезапно появившихся в ее жизни Волков возненавидела всем сердцем. И особенно — Святослава. Он принимал решение, кого из членов княжеской семьи забрать заложником, и только он повинен в ее страданиях.

— Ненавижу, — прошипела, до этого вечера не произносившая этого холодного горького слова. Из глаз текли слезы горячие. — Ненавижу его.

Она перевернулась на спину и невидящим взором уставилась в потолок, собранный из разноцветных плит. Синяя мгла, закравшись с улицы, залегла под сводчатыми балками и сгустилась по глубоким углам, баюкая теплой тишиной. Гомон улиц стихал. Темнеющую гладь неба затягивала фиолетовая вуаль. Сумрак наводнили жужжание светлячков и стрекот цикад.

София покосилась на дверь — братья перестраховались и заперли ее в комнате, повесив с той стороны огромный замок. Предусмотрительно.

Девушка откинула покрывало и медленно села — она так и не притронулась к еде, и сил не было совсем. Полумрак давил сердце, и она запалила фитиль. Вдруг за дверью раздался шум. Поначалу она приняла звук за отдаленную игру на лютне, но прислушавшись, поняла — это звенели крохотные колокольчики.

Девушка с удивлением обернулась и увидела тень. С той стороны кто-то крался… позвякивая бубенцами. Только один человек во всем дворце имел подобный костюм. Шут ее брата.

Ручка двери задергалась, а втекшая в комнату тощая тень, нервно подрагивала. Шут то ли пытался взломать замок и проникнуть к ней, то ли проверял — надежно ли она заперта. Ручка звенела, дверь ходила ходуном — идиот изо всех сил старался взломать преграду, вставшую между ним и княжной. И тут Софию пробрал дикий ужас, какого она не испытывала с детства. Тот, что мучил ее в кошмарах, полных зова белоглазых чудовищ. Девушка вспомнила ядовитую ухмылку и тяжелый неприятный взгляд серо-желтых глаз, и неожиданно предположила: а что если он подослан кем-то из демонов севера?

— Нет. Глупости. Я просто схожу с ума.

Тут ее осенила мысль, что возможно