Она явно ждала, что он будет ее осуждать. «Неудивительно, – подумал Алекс, – ты только этим и занимался все время. Легко осуждал, но не торопился прощать». Слова его матери. Потребовалось много времени, чтобы он их понял.

– Я ничего не знаю о сложностях, с которыми сталкиваются матери… да и вообще родители. Я все еще с трудом представляю тебя в этой роли.

– Не можешь представить меня матерью или чем-то большим, чем просто тело в купальнике?

– На твоей страничке в Интернете нет ни слова о том, что у тебя есть дочь. Это что, профессиональная скрытность?

– Ты не единственный, кто охраняет свою личную жизнь… – Энджел взмахнула густыми ресницами, и голос ее вдруг упал до хриплого шепота. – Ты что, искал меня?

– Мне было любопытно.

Так же как и ей. Неожиданно для себя она задала вопрос, который ему уже задали многие.

– Почему ты разрешил нам сниматься на Саронии? – В тот же момент, как слова сорвались с ее губ, она пожалела о них, но было слишком поздно. Говорят, ты отказывал даже королевским особам.

– Правда, так и говорят?

Она сузила глаза:

– Ты же знаешь, что да.

– А какая у тебя версия?

Энджел закрыла глаза рукой. Слишком поздно притворяться, что она не думала об этом, но нужно попробовать.

– Ну, я не думала ни о чем конкретном, но если бы я стала думать, то согласилась бы с теми, кто решил, что это причуда скучающего богатого человека, если, конечно, ты не собираешься вложить деньги в косметический бизнес.

– Ты что, хочешь получить инсайдерскую информацию?

– Вряд ли. Эти слухи и так подняли стоимость акций компании на невероятную высоту. Даже мы, простые модели, иногда читаем страницы с финансовыми новостями, – добавила она, довольная тем, что смогла удивить его.

Но улыбка испарилась с ее лица, когда Алекс, пристально глядя ей в глаза, прикоснулся к ее руке. От этого легкого прикосновения ее внутренности словно превратились в желе.

– И никто не подумал, что я сделал все это ради того, чтобы заполучить тебя?

Она сопротивлялась воздействию его низкого голоса, ненавидя Алекса за то, что он дразнит ее.

– Ну, тогда я точно буду чувствовать себя особенной.

Алекс пожал плечами и усмехнулся:

– Ничего особенного. Мой племянник попросил помочь ему в его карьере.

– А ты, значит, милый дядя, который постоянно спешит на помощь своему племяннику?

– Скорее, я – адекватный дядя. Но это не составляет мне труда. Нико – очень милый парень, кроме того, это позволяет мне воздействовать на мою сестру, Адриану.

– У тебя большая семья? – спросила Энджел, невольно думая о том, что у него на одного родного человека больше, чем он считает.

– Мои родители погибли некоторое время назад в автокатастрофе. У меня две сестры: Адриана, она на десять лет старше меня…

– Это мать Нико?

Он кивнул в подтверждение ее слов.

– Ее муж, Гас, был юристом-международником в Женеве, но теперь он руководит компанией в Греции. У них только один сын.

– Но ты сказал, у тебя две сестры?

Алекс помедлил.

– Лиззи – твоя ровесница.

Имя не было ни греческим, ни русским.

– Я думала, ты младший в семье.

– Лиззи – моя сестра наполовину, результат интрижки отца. – Услышав ее приглушенный вскрик, Алекс подумал, что за последние тридцать секунд выдал больше личных подробностей, чем за всю свою жизнь. – Думаю, подробности не имеют значения. – Так, ерунда, из-за которой чуть не распалась семья. – В общем, она – самая младшая.

– И ты пытаешься притвориться, что ее нет?

Эти слова вызвали у него приступ злости.

– Никто на свете не сможет сделать вид, что Лиззи нет. – Его лицо смягчилось, когда он говорил о своей младшей сестре.

– Значит, брак твоих родителей был разрушен. – Энджел, которая прекрасно знала, каково это, сочувствовала ему.

– Нет, мой отец изменил моей маме, но она его простила, и до развода дело не дошло.

Когда ее в возрасте восьми лет забрали из единственного дома, который она знала и любила, и от отца, которого она боготворила, Энджел испытала настоящее потрясение, от которого так до конца и не оправилась. Ей казалось, что ее наказывают за что-то, но не могла понять за что. Иногда она чувствовала вину, сама не зная, за какие грехи, а иногда – злость на отца за то, что он решил избавиться от нее.

В один из их коротких визитов к отцу она назло всем начала себя отвратительно вести. Тогда брат усадил ее перед собой и разъяснил некоторые вещи:

– Ты, конечно, можешь вести себя как непослушный ребенок и испортить то время, пока мы здесь. Здесь нет вины нашего отца, или моей, или твоей.

– Но мы же не нужны маме!

– Это правда. – Ее брат сжал кулаки от отчаяния, но продолжал спокойно объяснять: – Но гораздо больше она не хочет, чтобы мы достались отцу. Ты понимаешь это, малыш?

Энджел понимала по-своему, по-детски.

– Мне кажется, я ненавижу ее, Чезаре… – Она прошептала свое признание, потому что знала: так думать нельзя.

Однако Чезаре не осудил ее, а просто пожал плечами и ответил:

– Ну и что из этого? Она этого не заслуживает. Просто помни: когда мы станем взрослыми, мы сможем жить там, где захотим.

– Здесь, в замке, с папой?

– Да, конечно, – кивнул брат.

Энджел грустно улыбнулась, возвращаясь мыслями в настоящее. Они действительно вернулись в шотландский замок, где прошло их детство, но там уже не было отца. Он умер, а Чезаре унаследовал землю в ужасном состоянии вместе с замком и долгами.

– Тебе повезло.

Его удивленный взгляд остановился на ее лице.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что развод – это очень тяжелое дело, а если мама простила, то она… – Склонив голову набок, Энджел изучала его лицо. – Но ты ведь так и не простил, не так ли?

– Что?

– Не простил своего отца.

Он очень постарался это скрыть, но Энджел успела заметить шок, промелькнувший в глубине его глаз, после чего его взгляд стал холодным и закрытым.

– Это не я должен был прощать. – А теперь слишком поздно говорить отцу, которого Алекс всегда обожествлял, что понимает его слабость. – Хотя да, с юношеской самоуверенностью я позволял себе судить его. Но, пережив секс на одну ночь, оказался в классическом положении человека, который кидается камнями, живя в доме со стеклянными стенами.

Была какая-то злая ирония в том, что он обвинял отца за неспособность отвечать за свои поступки. За то, что тот был настолько глуп, чтобы заняться опасным сексом. Он так и слышал наполненные презрением собственные слова себя молодого. Его до сих пор от них передергивало.